Тени и призраки - стр. 22
– Да, Рогулин Евгений Павлович. Мне кажется, сестра и пить начала именно от страха. Домработница уходит в семь вечера и Марина оставалась одна. Дом огромный, большой участок. Мне бы тоже было там неуютно. Особенно ночевать одной. Хотя у них и есть охранная система, и поселок охраняется, но не от всего можно защититься… – задумчиво произнесла Рита.
– И в огромном доме со всем справляется одна домработница? – удивился Соловьев.
– Остальная прислуга приходящая. По мере необходимости. Садовник, уборщик бассейна, разнорабочий. Раз в неделю приходят из клининговой компании, проводят в особняке генеральную уборку.
– Откуда вы это знаете, если были в доме сестры всего пару раз?
– Я же сказала – домработница очень говорливая. И еще, меня неприятно удивило, что тело сестры кремировали. Евгений сказал – это ее желание. Никогда в это не поверю. Она вообще не думала о смерти, и уж точно не стала бы давать распоряжения как ее похоронить.
– Все в жизни меняется. И характер людей тоже. Вы сами сказали, что нечасто общались с сестрой.
– Да, но я знаю ее. Она безумно любила себя. И уж тем более не додумалась бы до кремации. Не в ее это стиле. Я уверена – не стала бы она думать о подобных неприятных вещах.
– Вы предполагаете – ее кремировали чтобы что-то скрыть?
– Уверена. Может, ее отравили?
– Вы подозреваете мужа сестры?
– Не знаю, – замялась Рита. – Они последнее время часто ругались. Спали в разных спальнях. Он на втором этаже, она на первом. Могли во время вскрытия что-то пропустить? Яд, например?
– Не думаю. Но уточню. На лицо был сердечный приступ, – Соловьев достал из ящика стола лист и протянул его Рите. – Это заключение патологоанатома. Переслали утром.
Оперативно работает Соловьев. Очевидно, полковник в отставке Стрельцов все еще имеет в своих кругах немалый вес.
Рита внимательно прочитала бумагу. Собственно, в ней говорилось только о том, причиной смерти был сердечный приступ. Про анализы на выявление ядов ни слово.
– Так яды и не искали, – вернула она бумагу Соловьеву.
– Нет. Было очевидно, что сердце отказало.
– Теперь повторные анализы провести нельзя, – усмехнулась Рита. – Эксгумировать нечего. Очень удачно моя сестра дала распоряжение о своей кремации. И ничего не докажешь. И не проверишь… – вздохнула она.
– Я переговорю с врачом, который проводил вскрытие. Вряд ли это что-то даст, но я хочу узнать его впечатление.
– Стойте! – вдруг встрепенулась Рита. – В заключении написано, что Марина прямо перед смертью съела шоколадную конфету и выпила коньяк? Верно? Но она не пила уже полгода.
– Возможно, начала снова, – пожал плечами Соловьев.
– Тогда, где конфеты и бокал? Я про них ничего не слышала.
– С какой стати кому-то об этом рассказывать вам? Вашему зятю, что ли?
– Нет. А вот домработница проговорилась бы. Она редкая болтушка. Наверняка начала бы охать, что Марина перед смертью напилась.
Соловьев снова полез в ящик стола и достал тонкую папку. Полистал ее.
– Вы правы, про бокал и конфеты ни слова. Участковый и дознаватель их не видели и не внесли в протокол осмотра места. Интересно… Тут есть над чем подумать.
– Что это? – вытянула шею Рита.
– Копия дела о смерти вашей сестры. Мне его любезно предоставили в полиции сегодня утром. Неофициально, разумеется. Вам повезло, что вы знакомы со Стрельцовым.