Тень змея - стр. 19
«Ты потеряешь всех, кто тебе больше всех дорог…»
Я уже потерял столько дорогих мне людей. Моя мама погибла, когда мне было всего семь. А в прошлом году мой папа пожертвовал своей жизнью, чтобы стать вместилищем духа бога Осириса. В течение лета многие наши союзники пали жертвами нападений Апопа, попали в засаду или попросту пропали без вести по вине мятежных магов, которые отказались принять нашего дядю Амоса в качестве нового Верховного Чтеца.
Кого еще я могу потерять… Сейди?
Нет-нет, никакого сарказма. Хотя большую часть жизни мы росли отдельно – я странствовал с папой по свету, а Сейди воспитывали бабушка с дедушкой в Лондоне, – она по-прежнему оставалась моей сестрой. За последний год мы очень сблизились. Какая Сейди ни противная иногда, все-таки она очень нужна мне.
Какой кошмар.
(Ага, я ждал, что она сейчас треснет меня по руке. Больно же…)
А может, Апоп имел в виду кого-то другого, например, Зию Рашид…
Внизу замерцали огоньки пригородов Далласа. Фрик с дерзким клекотом нырнул в Дуат. Нашу лодку окутал ледяной туман. В животе у меня появилось знакомое щекочущее ощущение, какое бывает при крутом спуске на «американских горках». Во мгле вокруг зашептали призрачные голоса.
Как только я начал опасаться, что мы, наверное, заблудились, головокружение тут же прошло, туман рассеялся. Мы снова оказались на Восточном побережье и мчались над морем ночных огней вокруг Нью-Йоркской бухты к родному Бруклину.
Штаб-квартира Двадцать Первого нома располагалась на берегу Ист-Ривер недалеко от Вильямсбургского моста. Простые смертные не видели ничего, кроме большого заброшенного и полуразвалившегося складского ангара посреди захламленного пустыря, но для магов Бруклинский Дом был очевиден, как маяк – расположенный на крыше склада большой пятиэтажный особняк из известняковых блоков и стекла. Сейчас он ярко сиял желтыми и зелеными огнями.
Фрик приземлился прямиком на крышу особняка, где нас уже поджидала богиня-кошка Баст.
– Вы живы, мои котятки! – воскликнула она, сжимая мне руки и торопливо осматривая на предмет ран и прочих повреждений. Затем она проделала то же самое с Сейди и неодобрительно поцокала языком, увидев ее забинтованные руки.
Баст вообще-то очень красивая, хотя под взглядом ее светящихся кошачьих глаз иногда бывает неуютно. Свои длинные черные волосы она заплетала в косу на затылке, а облегающий комбинезон, похожий на костюм гимнастки, менял узор, когда она двигалась, покрываясь то тигриными полосками, то леопардовыми пятнами, то черно-рыжим крапом. Я очень ее любил и безоглядно доверял ей, но когда у нее случались приступы неудержимой материнской заботы, которую она проявляла исключительно по-кошачьи, мне становилось немного не по себе. В рукавах она прятала свое любимое оружие – острые, как бритва, ножи, которые легко выскакивали прямо ей в ладонь, стоило ей шевельнуть запястьями. Когда она принималась трепать меня по щекам, я боялся, что она сделает какое-нибудь неосторожное движение и ненароком отрежет мне голову. Хорошо еще, что она не пыталась таскать нас за шкирку или вылизывать, как котят.
– Что случилось? – спросила она. – Все целы?
Сейди судорожно вздохнула.
– Вообще-то…
Пришлось тут же рассказать о том, что техасский ном был полностью уничтожен.
Из груди Баст вырвалось глухое ворчание. Ее волосы непременно встали бы дыбом, но коса помешала, поэтому ее прическа просто резко вспухла, как попкорн на сковородке.