Тень ликвидности - стр. 24
До встречи оставался час, и этот час был длиннее обычных. Кира решила потратить его на месть, доступную комплаенсу: не речь, а взгляд. Она развернулась и пошла туда, где, как она знала, сегодня в 15:00 «Паломник» проводит свою узкую координацию с «VitaEnergo». Это не была «встреча» в календаре, это была «консультация». У «консультаций» нет протоколов, зато есть кофе на двоих и «вопросы по формулировкам».
Зал, где они любили «консультироваться», находился в бизнес-центре с зеркальными лифтами. Кира вошла в холл – как будто зашла погреться. Оглядеться – как будто потеряла номер. В лифте поднялась на этаж ниже. На площадке встала к окну и посмотрела на стеклянную дверь в переговорку. За дверью – два силуэта. Один – широкий, плечи будто нарисованы. Второй – тоньше, руки говорят больше рта. Она не услышит слов, но увидит мелодию. Широкий силует показывал пальцем в текст на бумаге, тонкий кивал. Несколько секунд широченный «случайно» повернулся к двери – взгляд скользнул поверх коридора, не увидел никого. Она отступила на шаг. Взгляды любят уверенность больше, чем правду.
В коридоре позвонили: «Кира Игоревна, вы где?» – Шумский. – «Нужны комментарии для проактивного релиза». «Я рядом», – ответила она. «Рядом» в комплаенсе означает «на подходе к тому, что не должно происходить». Она спустилась на этаж – на два – покинула стеклянный мир той же тенью, какой вошла.
На улице ветер поменял направление. Это мелочь, которую ценят только те, кто когда-то буровил воду лодочным винтом. Она пошла к точке – не по прямой, чтобы не быть линейной, а через два «зигзага»: старый двор с голубятней и пустырь, где трактор спал в плёнке. Голубятня была пуста, но перья – белые, чистые – прилипли к сетке. Она представила «Сирина» как птицу, которой придумали петь по расписанию. Глупая, опасная красота, у которой чужой клюв.
Двор перед «воротами с ржавой петлёй» был тише, чем следовало. Пауза – не тишина, а выученная поза. Кира остановилась на полшага, сдвинула плечо – бумага в кармане ответила правильным усилием. Дверь в котельню была своей – старой, без привычек. Она толкнула её сильнее, чем нужно. Дверь выругалась скрипом. Где-то звякнула монета.
Внутри пахло пылью и железом. Свет фонаря вылепил из темноты Льва. Он выглядел так, как должен выглядеть человек, который делает работу: скупо, точно. Алиса стояла справа, как второй глаз. Они оба на секунду стали для Киры не людьми – функциями: «видеть углы» и «слышать воздух». Потом опять стали людьми – и это было хорошо.
– Тяжёлая дверь, – сказала Кира, закрывая её за собой.
– Двери должны сопротивляться, – сказал Лев. – Иначе через них ходят голыми словами.
Алиса молча взяла у неё плащ и повесила так, чтобы на потолке не возникли лишние тени. Этот жест – мелкий – убедил Киру окончательно: она пришла туда, где умеют работать с паузами.
– Как мы? – спросила Алиса.
– У нас в календаре прошла «Часовня», – сказала Кира. – Они пели внутри. Снаружи – тишина. Я принесла то, что умею – бумагу. И – одну привычку. Не молчать там, где от молчания ломаются камеры.
Она вынула серую папку из потайного кармана так, будто доставала сердце. Положила на стол. Лев не торопился: взял листы, как берут у ребёнка острый предмет – благодарно и осторожно. Первый – титул. Второй – пункт 3.4. Третий – «Протокол Временных Окон». Четвёртый – «Исключения». Пятый – лист с микропечатью «777» по диагонали. Шестой – тот самый «лист каналов», где «М – тишина». Он не задавал вопросов, он ставил карандашные дыхательные знаки на полях. Алиса читала не глазами – слухом. Время в комнате изменило вязкость.