Темные воды Тибра - стр. 29
– Там предлагаются такие рецепты, которые невозможно осуществить.
– Позволь мне взглянуть, владыка, на этот трактат, может статься, он поддельный.
– Принесите.
Свиток тут же явился, придворный толмач указал то место, которое имело отношение к болезни царя. Оксинта тут же без малейших усилий перевел:
– «Если случится коленям болеть или локтю опухнуть, тогда ты девы невинной мочу примени, подогретую малость. Ею слегка пропитай тряпицу из шерсти ягненка».
– Так ты говоришь «мочу»?
– Да, владыка, «мочу», это ахейский диалект, только сирийские дикари и киликийские пираты употребляют это слово в другом значении.
– Не «молоком» ли они его называют?
– Именно «молоком», – юноша искренне удивился знаниям мавританского царя.
Толмач во время этой беседы по поводу лингвистических тонкостей перевода медленно втискивался в толпу придворных, чувствуя, что его не похвалят.
Напрасно старался.
Когда опозоренного и перепуганного знатока языков бросили на пол перед троном, Бокх на мгновение задумался.
– Я мог бы приказать отрубить твою глупую голову… – Голова несколько раз ударилась лбом о каменную плиту, как бы наказывая сама себя. – Но я не стану этого делать. Ты будешь наказан соразмерно твоему преступлению.
Царь повернулся к слугам:
– Уведите и добудьте из него молока тем способом, который он прописал для девственниц.
– Что делать с собранными девицами, о повелитель?
Бокх потрогал правую бровь, видимо, именно в этом месте хранилась его государственная мудрость.
– Выдайте их замуж.
– Вряд ли, о великий, в нынешнем состоянии они кого-либо заинтересуют.
– Выдайте их замуж, негоже нам выступать против природы. Раз задумано – сначала беременность, потом молоко, так тому и быть. А чтобы желающих было достаточно, пусть возвестят, что я их всех удочеряю. Меру приданого определю позже, после войны. Ясно?! Всем?!
Не будь при этой сцене высокого гостя, властитель Мавритании и не подумал бы входить в детали столь мелкого дела, как судьба изувеченных его свирепыми лекарями девушек. Но он не мог упустить случая показать себя правителем просвещенным. И справедливым. Если этот кретин толмач выживет после «дойки», пусть живет, никто его больше не тронет.
– Какое же дело привело тебя к моему двору, о достойнейший сын своего более чем достойного отца? – Бокх взял юношу под руку и повел в «крытую колоннаду», соединявшую по периметру все основные постройки виллы. Там было прохладнее.
– Ты угадал, властитель, у меня есть поручение от моего отца к тебе.
– Но почему ты нахмурился, говоря об этом поручении? Тебе оно не нравится?
Оксинта отрицательно покачал головой.
– Объяснись, – воскликнул Бокх, в сердце его мелькнула искорка радости, ему были выгодны любые разногласия между Югуртой и его детьми.
– Сейчас все станет ясно без слов. Ты видишь тех верблюдов?
– Вижу.
Действительно, в дальнем углу обширного двора виллы стояло шесть навьюченных животных, убранных словно для царского выезда: ковры, драгоценная сбруя, по бокам – старательно увязанные тюки.
– Подойдем к ним, – мрачно предложил Оксинта. – И попроси уксуса себе на рукава.
– Зачем? – искренне удивился царь, но совету последовал. Два юрких ливийца-прислужника принесли кувшин с яблочным уксусом.
– Что еще ты посоветуешь мне сделать, о достойнейший из сыновей? – немного насмешливо спросил царь.