Тёмное время - стр. 4
– Баба Оня, я не смогу спать! Я понять хочу, что это было.
Вздыхая, бабка повела Анну в кухоньку, усадила возле стола, накинула на плечи плед. После в ладоши хлопнула, попросила:
– Завари нам чайка, кикуша.
Всё та же пёстренькая старушонка колобком выкатилась из угла. Замельтешила по комнате, загремела дверцами буфета. Плеснула в чайник воды, поставила на плиту. После открыла жестяную коробочку, принялась над ней нашёптывать что-то.
– Ты расскажи толком, Аннушка, что случилось? – попросила баба Оня.
Анна задумалась, вспоминая. Липкое сонное оцепенение рассеялось, она уже полностью пришла в себя.
– Сначала я услышала голос. Потом увидела женщину. Она стояла возле кровати и смотрела на меня. И требовала, чтобы я нашла какую-то бутылку. Сказала, что та на чердаке спрятана, за старым сундуком. И что нужно ту бутылку взять и утопить в речке.
– Черноволосая такая? С длинной косой? – нахмурилась баба Оня.
–Да. Почти по пояс коса, толстая…
– Вовремя я тебя перестряла. Это Светка тебе явилась, за заплутью посылала.
Она, дурища, в заплуть кровью своей капнула. Для надёжности. Вот и напортачила. Кавалеру своему дорожку к дому перекрыла, это да. Но и себя к той бутылке привязала накрепко! Теперь из дому ни ногой! Не пускает её бутылка, держит.
Уже пару недель мается. Дураков-то нет помогать. Вот она и исхитряется. Пытается через сон обвести, заставить свою просьбу выполнить… Ишь, к речке посылала. Речка теперь стала, лёд там. Опасно к ней ходить. Тёмное время пришло.
– Баб Онь, что-то я совсем запуталась. Какая заплуть? Что это?
– Заплуть – вроде ведьминой бутылки, от дома отворот. Сбивает с дороги, не даёт дойти до места. От ненужных людей делается. Или от нелюдей. Всё одно никого не пускает.
– От нелюдей… – вздрогнула Анна, взглянула на бабку испуганно.
Та кивнула, подтверждая:
– От них. Тёмное время теперь настало – зима. Открылись лазейки для всяких-разных, не к ночи помянутых. Теперь до самого Крещения беречься следует. Так и норовят они пролезть да набезобразничать, заморочить-завертеть, вмешаться в людские дела.
При этих словах пёстренькая старушонка внезапно крутанулась вкруг себя да грянула с размаху об пол пустую тарелку. Зазвенели, разлетелись осколки. А старушонка исчезла, закатилась в тёмный угол.
– Видала? – вздохнула баба Оня. – Нравная. Осерчала на меня, что родню её помянула неласково. Да ведь так и есть. Не все из них к человеку расположены, лишь малая часть.
– Родню? – переспросила растерянно Анна.
Баба Оня рассмеялась тихонечко.
– Родню, Аннушка. Это ж кика – домашний дух. Помощница моя. Хорошая и добрая, – повысила голос бабка, – только уж обидчивая не в меру… Да, да, Аннушка. Не смотри так, поверь. У нас в Ермолаево почитай в каждом доме проживают соседи особые. Тихие они, спокойные. Не проказят. В ладу с хозяевами существуют. Я же тебе про иных толкую – тех, что в эту пору на землю пробираются, зло с собой несут.
Анна слушала бабу Оню, а глаза предательски закрывались. Не собиралась ведь спать, а всё ж дремала. Постепенно сквозь бабкин мерный голосок стал прорываться другой – резкий, грубоватый.
– Найди бутылку! – пока ещё слабо, но решительно донеслось до Анны, зачастило всё громче, – Найди! Найди! Найди!
Вскинулась Анна, схватила бабку за руку.
– Она опять пришла. Ваша Светка. Я что, теперь вообще спать не смогу?