Темное торжество - стр. 45
Дверь открывается, и хромоногий страж сгибается в неловком поклоне.
– Так это никакой не призрак, – произношу я, разглядывая жалкое существо. – Здесь всего лишь старый калека. Или, может, горгулья?
Юлиан награждает меня безнадежным взглядом, хватает за руку и почти силком тащит на другую сторону тесной комнаты. Я прикрываю нос ладошкой и замечаю:
– Да и запах тут вовсе не из потустороннего мира.
Юлиан подталкивает меня ко второй двери, благо там тоже есть наверху зарешеченное оконце.
– Смотри! – говорит мой брат. – Вот он, твой призрак!
И, сорвав со стены факел, просовывает его между прутьями.
– Господи Исусе! – вырывается у меня.
Человек со стоном пытается отвернуться от слишком яркого света. У него на лице следы жестоких побоев: сплошные шишки, и синяки, и потеки запекшейся крови. Он полуголый, остатки одежды превратились в лохмотья, из двух открытых ран на левом плече сочится темная жидкость. Неужели это тот же самый человек, что так яростно и отважно защищал герцогиню всего-то две недели назад? Поверить невозможно!
Похоже, д’Альбрэ в очередной раз наложил лапу на что-то чистое и благородное… и сломал, погубил.
– Кто это? – шепотом спрашиваю я.
Мне даже не приходится притворяться, мой голос и так дрожит от омерзения. Правда, не к самому узнику, а к тому, что с ним обращаются точно с самым подлым злодеем. Знатного пленника, за которого рассчитывают получить выкуп, обычно содержат не так. То, что здесь творится, есть попрание всех рыцарских правил! Подобным образом не поступают даже с самой старой и никчемной собакой!
– Это пленник, взятый в бою, – говорит Юлиан. – А теперь идем. Если кто-нибудь прознает, что ты сюда приходила, даже я не смогу оградить тебя от гнева отца!
С этими словами он возвращает факел в скобу на стене и выводит меня из подземелья.
Выбравшись наружу, я жадно глотаю чистый холодный воздух. Потом спрашиваю:
– Наш государь-отец хочет взять за него выкуп?
– Нет.
– Тогда почему бы просто не убить его, и дело с концом?
– Подозреваю, – говорит Юлиан, – этих двоих связывает что-то из прошлого, и наш отец уготовил для него особую месть. Не удивлюсь, если он использует этого человека, чтобы отправить послание герцогине.
Я сохраняю легкомысленный тон, больше подходящий недалекой девице:
– По-моему, он никакое послание даже до двери не донесет, куда там до Ренна!
– Ты все неправильно поняла, – говорит Юлиан. – Посланием должен стать сам рыцарь. Когда герцогине отправят его тело после виселицы, потрошения и четвертования, это послужит предупреждением: против д’Альбрэ не выстоять даже ее самым верным и могучим сторонникам!
От бесчеловечности этого подлого плана у меня переворачивается желудок. Я улыбаюсь и игриво толкаю Юлиана под ребра:
– Подумать только, отец посвящает тебя во все свои замыслы! Значит, ты у него теперь в любимчиках?
Мы стоим уже на самом верху лестницы. Юлиан пропускает мой вопрос мимо ушей и поворачивается ко мне:
– Как все-таки ты проникла туда, Сибелла?
Голос у него более чем серьезный. Так он разговаривает, если думает, что нам с ним угрожает опасность.
Я стою на своем:
– Говорю же, дверь не была заперта. А что, должна быть на замке? Тогда ты лучше проверь стражу и выясни, кто закрывал последним.
Кажется, я не вполне убедила его. Я придвигаюсь ближе, гася волну отвращения, вздымающуюся из глубины моего существа. Обвиваю руками его шею и тянусь губами к уху, касаясь и щекоча его: