Тёмное сердце ректора Гордеева - стр. 7
Наверняка, именно так чувствует себя отравленная паучьим ядом жертва – постепенно закручиваемая в паутину и погружаясь в последний в своей жизни сон…
Как я его поцелую? – вдруг подумалось. Такого страшного, всесильного и величественного во всем – даже в своем человеконенавистничестве? Кто я вообще такая, чтобы его целовать?!
Неожиданно во рту стало совсем сухо, я попыталась набрать слюну, чтобы глотнуть...
И в этот момент ректор вдруг замолчал, поднял голову… и посмотрел на меня.
Прямо, черт бы его побрал, на меня!
Чуть склонил голову, прищурился… И этого оказалось достаточным, чтобы мое сердце выскочило из сковавшего его оцепенения и понеслось куда-то яростным, неистовым галопом. Боже мой, неужели он меня заподозрил?!
Вот я дура, что пялилась на него! Теперь точно не подпустит к себе!
А может оно и к лучшему? Если я физически не смогу к нему подобраться, потому что он, допустим, руку вперед выставит – разве это не будет означать, что я сделала все возможное, чтобы выполнить условия договора? Ведь не должна же я буду силой пробиваться к его царственным губам?
А они ведь именно такие, остолбенело поняла вдруг – царственные.
Величественные, как и весь он, этот чертов мизантроп. Благородные, чувственные и почти совершенной формы, создающие с одной стороны контраст с его резким и хищным лицом, а с другой – идеально подходящие к прямому, с небольшой горбинкой, породистому носу…
Я заставила себя перестать пялиться, опустила глаза, но все еще чувствовала на себе его взгляд – подозрительный, внимательный и заранее в чем-то обвиняющий. Из-за этого сердце никак не хотело успокаиваться – колотилось и колотилось, заставляя кровь быстрее бежать по винам, дыхание прорываться в грудь судорожными толчками, а руки трястись, как у алкоголика после запоя.
И что мне теперь делать, если он будет вот так следить за мной?
Короткий спич ректора явно подходил к концу, я же лихорадочно соображала.
Сделаю вид, что ушла, решила наконец, а потом тихонько вернусь, прячась за спинами тех, кто будет толпиться вокруг него, дожидаясь своей очереди. Эффект неожиданности – вот залог успеха всех нападений! И не надо пытаться изобрести велосипед.
Лекция вместе с ее информативной частью закончилась, кафедру снова занял Васильченко. Взял у ректора бумагу со списком сегодняшних «счастливчиков».
– Фадеева, Лобанов, Игнатьев, Воронцов, Уткина… – прочитал с ноткой сожаления и сочувствия в голосе, – останьтесь пожалуйста в аудитории, у Демьяна Олеговича к вам… вопросы.
В этот момент ректор кашлянул, и Васильченко с готовностью оглянулся на него.
– Что? Еще кто-то?
Ректор чуть заметно шевельнул губами, произнося что-то невнятное.
– Понял, – тем не менее ответил лектор. Повернулся к классу и добавил, с сочувствием глядя уже не меня. – Никитина, ты тоже останься. Остальные свободны.
4. Глава 4
Меня словно прибило сверху огромным, увесистым мешком. Адреналин зашкалил, кровь мгновенно вскипела…
«Никита, останься, Никитина, останься, Никитина…» – без конца крутилось в голове – все быстрее и быстрее, сливаясь в одно целое, цепляя конец с началом, с каждым оборотом все больше превращая вполне понятную и обыденную фразу в какую-то бессмысленную белиберду…
– Ты в порядке? – прошептала Элька, вероятно заметив, что я качнулась – от словесной карусели начала сильно кружиться голова.