Темное наследие I. Там, на неведомых дорожках… - стр. 65
С луком я изначально планировал охотиться на птиц. Белки и зайцы казались слишком юркими для такого «профессионального» охотника как я, мыши и бурундуки слишком мелкими, олени и косули слишком крупными, кабаны и лоси слишком опасными. На хищников пока вообще не планировал нападать, они могут сдачи дать, та же ласка или выдра, кинутся, укусят, а там и до заражения недалеко, или до столбняка. Неплохо бы для начала обзавестись антисептиками, а в идеале и антибиотиками. Желательно в комплекте с симпатичной медсестрой…
В соответствие с этими планами я стал присматриваться к птицам, смотреть на их повадки. Тут сразу стало ясно, что я далеко не орнитолог, я даже толком не мог соотнести местную пернатую живность с земной. Однако ни таких расцветок, ни формы оперения, головы и клювов в средней полосе России я точно не встречал. Например, здесь водились птицы нежно голубого цвета с расщепленным надвое хвостом, каких впору было увидеть где-нибудь в Новой Зеландии. Были похожие на разноцветных колибри, на какаду, на удодов, а были совсем неземные, с четырьмя крылами, например, или с усами, с чешуйчатыми лапами, зубами в клювах и с когтями на сгибе крыла.
Начав приглядываться к пернатым, я также начал обращать внимание и на физиологические особенности другой живности. Ящерки, например, зачастую имели гребни, рожки, перепончатые ушки, у некоторых было по шесть лап, а у иных всего две. Белки были летягами, с перепонками для планирования между лапами, зайцы имели хвосты тушканчиков и их же прыгучесть, олени – четыре уха, лисы – три хвоста.
С насекомыми дело обстояло не лучше. Из знакомых были пчелы, комары, бабочки, из незнакомых – стрекозы в форме хитиновой феи, с руками и ногами человечка и головой насекомого, обоюдоголовые гусеницы-многоножки, одноглазые улитки, мокрицы с щупальцами вместо рта…
На охоту планировал уходить километров на пять от своего логова в различных направлениях, чтоб местное зверье раньше времени не поняло назначение лука и не стало меня сторониться.
Время было уже за полдень, надо было или идти на обед к ближайшему малиннику, и это займет часа два, или пробовать выйти на охоту, рискуя и вовсе остаться голодным. Я выбрал второе. Повесил за спину рюкзак, накинул сверху накидку из рогозов, семь стрел стянул веревочкой и сложил в короб, а две оставил в той же руке, которой нес лук. Кинул пару веревок в рюкзак про запас. Хотел бросить туда же дубину, но передумал – тогда смысл ее брать пропадал, ведь я не успею ей воспользоваться если на меня нападут. Я замотал рукоять дубинки веревкой, оставив петлю, за которую ее можно было прицепить к поясу, повесить через плечо или на запястье.
Сначала я дошел до Огромки, потом отдалился от нее на две тысячи шагов на северо-запад и принялся выслеживать птицу. Занятие давалось нелегко хотя целей было много. Крупная птица была чуткой и предпочитала улетать, едва завидев меня, просто так, на всякий случай, а в мелкую пернатую дичь я просто не попадал. Однако местные птахи не знали, что такое лук, и это обстоятельство сыграло мне на руку. Стрелял я шагов с десяти, потерял две стрелы, одну сломал, но зато подстрелил трех пташек.
Убойной силы лука хватало чтоб стрела выходила навылет, и птица падала вниз. Однако при падении и последующей агонии риск потерять стрелу был очень велик, поэтому я стремился подбежать как можно ближе и свернуть шею или добить дубиной, которая висела в петле на правом запястье. Со сломанных стрел я снимал наконечники. Тушки подвешивал к поясу.