Темная волна. Лучшее 2 - стр. 65
– Оно… жрет… меня… – с трудом выговорила Лизавета. – Помоги…
Только в этот миг Степана Семёныча до конца, до самого эфеса пронзило понимание того, что его ждет впереди.
Он метнулся к шкафу, начал лихорадочно рыскать по полкам, выбрасывая содержимое на пол. Выудил простыню и, кое-как усадив девушку, накинул ей на плечи.
– Сейчас, сейчас поедем в больницу – там тебе помогут, – а про себя добавил: «И мне, надеюсь».
Степан Семёныч помог ей встать. Помог пройти к лифту, придерживая за талию и чувствуя, как пульсирует и шевелится плоть под натянутой воспаленной кожей. Помог забраться в машину – для этого пришлось разложить задние сиденья и уместить Лизавету там. Она застыла, часто и коротко дыша, и все ее тело мелко содрогалось, шло рябью под тонким покровом простыни. В глазах стояли слезы, иногда срываясь на пораженную плоть крупными каплями.
Кощеев гнал, превышая все мыслимые и немыслимые правила. На хер эту поликлинику. На хер этого венеролога. Навигатор прокладывал маршрут к центру дерматологии.
– Ни хрена себе сифилис, – бормотал он, поглядывая на заднее сиденье в зеркало. – Ты где это подхватила, а?
Лизавета подняла на него глаза, напряглась, силясь ответить, захрипела и резко умолкла, едва начав говорить.
– Э! Э, ты чего! Сдохнуть тут не вздумай! – Степан Семёныч обернулся назад.
Проститутка не дышала. Взгляд ее, пустой и остекленевший, был устремлен куда-то сквозь него. Изо рта стекала на кожу сиденья струйка бурой слюны.
– Блядь! – заорал Кощеев и забил ладонью по рулю, оставляя после ударов липкие влажные следы. – Аааа! Сука!
В кармане завибрировал телефон. Он вытянул его и, не глядя, поднял трубку. Рявкнул: «Алло!» – и услышал голос жены.
– Где тебя носит, Степан? – ледяным тоном спросила Зинаида.
– А твое какое дело?
– А ты на меня не ори, – источала яд жена. – Не в твоем положении орать.
– Зина, ёб твою мать! Говори, что надо! – он резко крутанул руль, выходя на встречку, чтобы обогнать еле плетущуюся маршрутку.
И в тот же миг, прежде чем жена впрыснула очередную порцию яда и желчи, Степан Семёныч услышал голос с заднего сиденья. Громкий, ясный и смешливый, он принадлежал Лизавете. Не той, что он обнаружил сегодня утром. А живой, здоровой Лизавете, которую он трахал две недели назад. Голос сказал:
– Аккуратнее рули, мудак, убьемся же.
– Алло, Степан? Это что за дела? – зашипела в трубку жена. – Ты там с бабами опять? Со шлюхами своими? Мало тебе, паскуда? Ну ничего, так даже лучше.
– Что лучше? – недоуменно спросил Кощеев, силясь одновременно обойти очередной грузовик и заглянуть в зеркало. Она же умерла. Она не могла говорить.
– Не «что», а «чем», – самодовольно проворковала Зинаида. – Я от тебя ухожу. И готовься, Стёпочка, к проблемам. Налоговой будет очень интересно узнать о твоих реальных доходах, а наркоконтролю – о твоих коллегах-азерах. Чао!
– Стой, сука! – взревел Степан Семёныч. – Не смей, поняла? Не смей!
– Поздно! – жена гадко засмеялась. – Надо было думать, когда отросток свой совал, куда не следует. Пока-пока!
В трубке запикали короткие гудки. Кощеев взвыл от ярости, чувствуя, как приливает кровь к лицу, как от натуги лопаются язвы по всему телу, как злоба и отчаяние царапают лысый затылок колючей щеткой. Голос сзади сказал:
– Аккуратнее, Степан! За дорогой следи!