Темная сторона закона (сборник) - стр. 8

– Все правильно! И сами сыты будете, и родных накормите. Те, кто пережил войну, это очень хорошо понимают.

– Вот и он так сказал. Потом устроил меня в «Прагу». Я вскоре замуж выскочила, а у нас с мамой к тому времени уже своя двухкомнатная «хрущевка» была, а в ней все, что надо, – Абрам Моисеевич постарался. Понимал он, что мне со временем свой угол потребуется. Только развелась я быстро – видно, дурная наследственность мне от отца перешла. Сюда я не вернулась, а там осталась. Весело жила! Вот и довеселилась до того, что детей уже иметь не могла. А мама моя так в этом доме и жила. Сонька в 76-м кандидатскую защитила и замуж за Семку вышла, в 77-м – Веру родила, потом Надьку, а там и Любку. Сонька с Семкой работали да наукой занимались, а мама моя их детей растила и дом вела. В 98-м Абрам Моисеевич слег и на руках у мамы умер, она и глаза ему закрыла. А когда нотариус завещание огласил, был скандал. Дом и прочее имущество, естественно, Соньке отошло, а вот вклады с двух своих счетов Абрам Моисеевич оставил своей жене, то есть моей маме. Тут-то все и ахнули! В том числе и я – она даже мне не сказала, что они в 93-м тайком расписались. И я поняла, почему она попросила меня прийти – знала, что начнется, вот и побоялась одна в такой момент оставаться.

– 98-й год! Дефолт! – покачал головой Гуров.

– Это были валютные счета, куда приходили деньги за его публикации за рубежом, – объяснила домработница. – Абрам Моисеевич умница был редкостный! Все предвидел, потому и завещал валюту, а не рубли. Ох, Сонька и взбесилась! Вообще-то она в бабку пошла. Такая же строгая, требовательная, сдержанная, но уж если прорвет, тут только держись! Орала как резаная! Мама пыталась ей объяснить, что Абрам Моисеевич сам предложил ей выйти за него замуж, потому что хотел таким образом отблагодарить за все, что она для их семьи сделала, чтобы она за него пенсию получать могла. А не говорили они ничего никому для того, чтобы пересудов не было. Сонька надрывалась, что ее отец клятву нарушил, что у нее, оказывается, пять лет прислуга в мачехах была! Что он честь семьи опозорил! Что теперь над ней все смеяться будут! Вдова академика Штейнберга – безграмотная деревенская баба!

– По-моему, она погорячилась!

– Да не то слово! Тем более что мама к тому времени не только школу вечернюю закончила, но и заочно институт культуры. И не меньше, чем половину библиотеки здешней прочитала. А тогда мама моя побледнела как мел и ответила ей: «Я тебя своей грудью вскормила. Когда ты болела, ночей возле тебя не спала. К тебе, как к родной, относилась. Дочерей твоих вырастила, как собственных внучек. А оказывается, все эти годы я была для тебя просто прислугой! Спасибо тебе! Не ожидала, что так отблагодаришь меня за мою любовь и заботу! Ноги моей в этом доме больше не будет!» И пошла вещи собирать, а Сонька, дура, ей вслед крикнула: «Тебе за это деньги платили!» Мама даже не обернулась, а просто бросила через плечо: «А ты попробуй купить любовь в другом месте. Может, дешевле обойдется!» Посмотрела я на сестрицу свою молочную, плюнула и вслед за мамой ушла.

– И после всего этого вы сюда вернулись?! – воскликнул Лев.

– Пожалела дуру, – буркнула Дарья Федоровна. – Мы тогда с мамой вместе жить стали. Она пенсию за Абрама Моисеевича себе оформила – ох и большая же она получилась! А потом еще и валюта в банке. Привела она себя в порядок, приоделась и стала жить для себя. И за границу ездила, и в санаториях Академии наук отдыхала, где у нее, между прочим, даже ухажеры были. Она ведь еще женщина интересная была, начитанная, в искусстве и музыке разбиралась – не среди дураков же необразованных всю жизнь прожила. Я тоже не бедствовала, жила в свое удовольствие. А потом Сонька появилась, загнанная, измученная, издерганная, и начала на жизнь жаловаться: что в доме кавардак, потому что там никто ничего сделать не успевает, а если и пытается, то руки не оттуда растут, и все еще хуже становится, что деньги непонятно куда деваются, что питаются они черт-те как. Они с Семкой действительно к реальной жизни совершенно не приспособлены. В общем, полная катастрофа по всем пунктам. Мама к ней даже не вышла, так Сонька стала через дверь умолять ее вернуться, плакала, прощения просила, говорила, что сама себя прокляла за те слова, только что на коленях не стояла. А мама ей через дверь же ответила, что вдова академика Штейнберга прислугой быть не может по определению, а после Сонькиных слов былой любви к ней и ее дочкам у нее уже не осталось, потому что даже девчонки, которых она с пеленок вырастила, ни одна за нее не заступилась, так что бабушкой, как раньше, она им быть не может. Поняла Сонька, что мама ее никогда не простит, и опять начала мне рыдать, что наняли бы они домработницу, но ведь опасно в такое страшное время чужого человека в дом пускать, может грабителей навести, хорошо, если сами они в живых останутся. А Верка, дурища, которая тогда еще в первом «меде» училась, по залету замуж выскочила и дочку Ирку родила, да только уже развестись успела и обратно домой вернулась. Вот на это-то я купилась – уж очень мне захотелось с малышом повозиться, пусть и не со своим. Мама против была, но я все для себя решила. Ушла с работы, перебралась сюда, а тут! Испаскудили дом так, что плюнуть противно! И стала я тут свои порядки устанавливать! Всех работать заставила! Гоняла беспощадно! Если что не по мне, тут же заявляла: «Я вас не устраиваю? Все! Разговор окончен! И можете не провожать, я знаю, где выход!»