Темная сторона закона (сборник) - стр. 22
– Ну, убрать меня – дело непростое, – самонадеянно заявил Лев. – Еще никому не удавалось.
– Все когда-то бывает впервые, – охладил его пыл Петр. – И потом, кто сказал, что тебя нужно будет непременно убить? Они это делают только в случае крайней необходимости. Машина, например, тебя собьет, и попадешь ты в госпиталь с переломом, хорошо, если только ноги, вот тебя на время с игровой доски и уберут. На кого грешить будешь? На этих призраков, которые следов не оставляют? А если это кто-то другой? Или у тебя за все годы службы число врагов только уменьшалось? – Гуров, отвернувшись, промолчал – да и что он мог на это ответить? А Петр продолжил: – Чтобы тебе было чем заняться и дурные мысли в голову не лезли, будешь с завтрашнего дня разбираться вот с этим. – Он показал на лежавшую на столе стопу бумаги. – Ты своим визитом в больницу к Чистяковой людям и так уже навредил, а это хоть какая-то отмазка будет.
– Ты микроскопом гвозди забивать не пробовал? – взвился Лев. – Я, полковник-важняк, буду этой мелочовкой заниматься? Ну, знаешь!
– Знаю! Как облупленного тебя знаю! Уверен, что ты о моем приказе забудешь, как только за дверь выйдешь, и обязательно начнешь в этом деле самостоятельно ковыряться – тебя же хлебом не корми, дай влезть в какую-нибудь авантюру! Первый раз, что ли? – спокойно отреагировал на этот всплеск эмоций Орлов. – Ты для начала фамилии потерпевших прочитаешь, а потом будешь заниматься как миленький! Но – под моим присмотром! – И в ответ на настороженный взгляд Гурова покивал головой: – Да-да! Очень непростые люди там имеются, которые могут быть к нашему делу причастны. Могут – это не значит, что обязательно причастны. Но! – грозно предупредил он. – Будешь действовать только в рамках расследования серии ограблений. И упаси тебя бог фамилию Овчинникова хоть раз упомянуть самому! Если кто-то скажет тебе, что тот оставлял им что-то на хранение, а после ограбления это пропало, – одно дело, но и тогда внимание на этом не акцентируй, а сам – ни-ни! И не заикайся! Ты об этом человеке даже не слышал!
– Вот уж город повеселится! – покачал головой Лев. – МУР от хохота три дня валяться будет, а потом еще неделю хихикать!
– А ты смотри на это философски, – посоветовал Петр. – И потом, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Крячко посвящать будем? – спросил Лев.
– А куда же вы друг без друга? – усмехнулся Орлов. – Но в разумных пределах! О Софье Абрамовне – ни слова!
Ох, как же Гуров оказался прав! Его коллеги, как настоящие, так и бывшие, ржали, кто втихомолку, кто хихикал за спиной, правда, в лицо не осмелился никто – не тот у Льва характер, чтобы нашелся сумасшедший, который себе это позволил бы. Но вот от невинных вопросов, заданных самым участливым тоном, с самым искренним сочувствием в глазах, было не отвертеться. Гуров предпочитал отмалчиваться, и весь удар принимал на себя Стас. Когда отшучивался, а когда и грозил, что, если вдруг «обнесут» такого любопытного, он с Гуровым его пожитки искать не будет.
Просидев весь следующий день до позднего вечера у себя в кабинете, они отработали все списки, отсеивая те случаи, которые явно не имели никакого отношения к их делу, и в результате осталось только с десяток приблизительно подходящих, одно из которых было точно их! Тем более что фамилию потерпевшего Гуров от Дарьи Федоровны уже слышал – это был довольно молодой человек, но уже заслуженный артист России Пивоваров, сын народного артиста СССР, что и объясняло его присутствие в кругу избранных, собиравшихся периодически в доме Софьи Абрамовны. Вместе с супругой и детьми он отправился отдохнуть, а вернувшись, обнаружил при полностью закрытых дверях и работающей сигнализации пропажу единственной вещи – кузнецовского фарфорового блюда. Это была вещь не бог весть какой красоты и ценности, но она досталась ему от пережившей блокаду Ленинграда бабушки, которая даже тогда ее не продала, и являлась своеобразной семейной реликвией. Когда-то оно разбилось, его аккуратно склеили и больше никогда не пользовались, оно просто занимало почетное место в шкафу, и все.