Темная сторона улицы - стр. 39
Денисов наблюдал, как из женской уборной вышла блондинка и повисла на локте Сычева. Денисов изобразил на лице самую приветливую улыбку, на которую был способен.
– Как вам это представление? – женщина облизнула губы и вопросительно посмотрела на Денисова.
Он пожал плечами и поднял глаза к серому потолку.
– По-моему, во втором акте из плоскости мелодрамы действие должно перейти в плоскость идиотизма, – изрек Денисов. – Единственное, что я могу сказать определенно – Антонович очень убедителен. Это его роль.
– А нам никак, – ответил за женщину Сычев. – У Кларочки даже голова разболелась. Не знаю, оставаться на второе действие или уйти.
– Как это уйти? – женщина округлила глаза. – Ты только что сам говорил, что спектакль хороший. Тебе же понравилось. Чего-то все они интригуют, интригуют. Чего-то все они из-под старика хотят.
– Старика замочат, как пить дать замочат, – пыхнул дымом Сычев. Он деликатным жестом стряхнул женщину со своей руки, отвел Денисова в сторону, в дальний угол курилки. – Так ты говоришь, дело совершенно чистое?
Сычев уставился в переносицу Денисова.
– Абсолютно чистое, – Денисов смотрел на Сычева ясными глазами. – Прикинь, какие сейчас цены на жилье, – он назвал несколько цифр, коротко и емко описал прелести отремонтированного особняка. – И эти потолочные цены за год поднимутся минимум процентов на десять. Значит, цены на отдельно стоящее здание в центре будут расти примерно втрое быстрее. Да это самое выгодное предложение в твоей жизни. Проконсультируйся, наведи справки, привези с собой хоть всех московских юристов. Тебе скажут: это не сделка, а подарок. Условие: расчет наличными. И ещё сроку на размышление неделя.
Сычев выглядел озадаченным. Он пожал руку Денисову и почесал затылок.
Все второе действие старик стонал, иногда приподнимался, чтобы испить воды из деревянного ковшика, что приносила ему служанка. Наконец, когда стенания старика стали вовсе непереносимыми, он скончался, предварительно попросив прощения у всех действующих лиц и у публики. Перед смертью он отписал все состояние той девушке, что плохо мыла его комнату в начале спектакля.
Потом на сцене возникли два человека в форме гостиничных швейцаров, у одного из них на груди болтался судейский свисток, и увели сутулого в острог. Спектакль кончился свадьбой, все действующие лица целовались друг с другом и с чем-то поздравляли усатого мужика в красной рубахе.
На улице уже стемнело, ветер гнал сухую пыль, шевелил неубранный мусор. Денисов распахнул перед Ириной дверцу машины, сел за руль и прикурил сигарету.
– Ты довольна? – спросил он, трогая с места. – Это гастрольный спектакль, а гастроли не всегда удачные бывают. Когда откроется театральный сезон, отведем душу.
– Да, какой-то сюжет вялый, – сказала Ирина. – Антонович, конечно, молодец. Но нельзя же только на нем вывозить весь спектакль. А Тарханов просто халтурил. Даже зевал на сцене, это уже ни в одни ворота не лезет. От него я ожидала большего.
– Театр агонизирует, – сказал Денисов. Фраза крутилась в голове с утра, просилась на язык.
– Ты зайдешь к нам попить чаю? – спросила Ирина. – Мама рада будет. Она испекла грандиозный пирог.
Денисов отказался, сказав, что в полночь ждет междугородного звонка, к этому времени нужно добраться до дома.