Тёмная порода - стр. 17
— Похоже на то.
У Сергоса в горле пересохло, и он вспомнил о вине, к которому так до сих пор и не притронулся. Золотое гарденское, плотное и маслянистое, разлилось по языку нотками персика, цветочного мёда и ванили, прогнало по телу приятную горячую волну. С кислятиной, которую подавали в постоялом дворе, оно не шло ни в какое сравнение, и Сергос подумал, что даже за то, что он просто вспомнил о дурном вине, попивая Джарвисово, домоуправитель обиделся бы на него до смерти.
— Ей нельзя пока возвращаться домой, — заключил Марис. — Она сейчас даже не сможет себя защитить. Боевые заклятия ещё некоторое время будут ей не под силу. Хотя, дома у неё теперь, скорей всего, тоже нет.
— Может, у неё есть какое-то другое безопасное место? — предположил Сергос. — Завтра спрошу.
— Сергос, — Марис горько усмехнулся, — она женщина. Хорошенькая молодая женщина, наделённая Даром, к тому же не из благородных. Для неё не существует безопасного места, пока ублюдки вроде Дженго разгуливают по миру с тёмными браслетами в кармане. Они ненавидят нас, Сергос, ненавидят и боятся. Ты благородный князь, и твоего имени достаточно, чтобы держать их в узде, ты этого не замечаешь. Если ты родился аристократом, твой Дар воспринимают как мелкий недостаток, бывающий полезным в бою. Но есть те, кому повезло меньше. Это же ужасно, Сергос! Мы, наделённые великой Силой, не всегда можем защититься от толпы с вилами… — Марис залпом допил своё вино и откупорил следующую бутылку.
— Я замечаю, Марис, — Сергос поднял бокал на свет фонаря — Я способен видеть дальше своего носа. Но ведь не все люди ненавидят нас.
— Все, друг мой, все. Когда меня как зверя таскали по ярмаркам, я видел сотни, тысячи глаз. И во всех читалось одно: «Урод, нелюдь, отродье». Они и на тебя так смотрят, просто скрывают. И на неё. Мужиков она привораживала. Ха! Красивая девчонка, вот бабьё и взяла зависть. Только будь она обычной, они б поохали, позавидовали и успокоились. И мужики, которые на неё слюни пускали, обычную девчонку бы всяко от разбойников отбили и на поругание не отдали, уж кто-нибудь бы да возмутился. Но за ведьму никто не заступится. И знаешь, что во всём этом самое страшное? Эти браслеты… Ведь их создаёт кто-то из нас. Духов этих поймал, овеществил и натаскал тоже кто-то из нас, — Марис закрыл лицо ладонями. — Кто-то из нас ненавидит нам подобных ещё сильнее, чем обычные люди.
— Об этом не очень приятно думать, — Сергос поёрзал в кресле, — но Дар случаен. И не всегда попадает в достойные руки. Отчасти именно поэтому простой народ так настороженно к нам относится.
— Настороженно! — хмыкнул Марис. — Обожаю твою деликатность!
— Но ведь сейчас всё гораздо лучше, чем сразу после Темноты. Люди привыкают к нам. Никто уже не убивает детей из-за того, что они отмечены. А два столетия назад убивали. Волосы дыбом встают, когда читаешь хроники тех лет, — Сергос ослабил застёжки дублета на груди, чтобы дать себе больше воздуха.
Он ещё не переоделся, и в комфорте дома дорожная одежда начинала мешать.
— Конечно. Нынче принято продавать их в балаганы или дожидаться, пока они подрастут, и насиловать. Или не дожидаться.
— Дженго ублюдок, но он ведь не все люди.
— Ну да, и маг, который ему помогал, не все. И зрители его представления не все. И мои родители, в конце концов, это же ещё не все, верно?