Темная материя - стр. 29

Злость в душе Дэниелы начинает таять.

– Мы так погрязли в рутине, так привыкли идти в колее, что перестали видеть наших любимых такими, какие они есть, – продолжает Джейсон. – Но сегодня, прямо сейчас, ты для меня та же, что и тогда, когда мы только встретились, когда твой голос и твой запах были целой новой страной… Я, наверное, несу бред.

Дэниела подходит к нему, берет его лицо в ладони, целует.

А потом, взяв за руку, ведет наверх.

В коридоре темно, и она не может вспомнить, когда муж делал что-то такое, отчего ее сердце колотилось вот так, как сейчас.

У комнаты Чарли Дэниела останавливается на секунду, прикладывает ухо к двери и слышит приглушенную, ревущую в наушниках музыку.

– Горизонт чист, – шепчет она.

Осторожно, едва ли не на цыпочках, они проходят по скрипучему коридору.

В спальне Дэниела запирает двери и выдвигает верхний ящик комода, чтобы поискать свечу, но Джейсону не терпится. Он тянет ее к кровати, толкает на постель и наваливается сверху, целует, запускает руки под одежду, шарит жадно по телу.

Она чувствует что-то влажное на щеках, на губах.

Слезы.

Его слезы.

Она сжимает ладонями его лицо.

– Почему ты плачешь?

– У меня было такое чувство, будто я тебя потерял.

– Ты не потерял меня, Джейсон. Я здесь, малыш. С тобой. Я – твоя.

Он раздевает ее в темноте спальни, а она думает, что никогда и никого не хотела так отчаянно, как его сейчас. Злость и раздражение ушли. Сонливость рассеялась. Дэниела как будто вернулась в тот день, когда они впервые занимались любовью у нее в лофте. Бактаун мерцал за огромными окнами, и она приоткрыла их, чтобы впустить бодрящего октябрьского воздуха, и вместе с ним в комнату проникли голоса людей, возвращающихся домой из баров, далекий вой сирен и гул машин громадного отдыхающего города – притихшего, но не умолкнувшего до конца, не отключившегося полностью, лишь сбавившего обороты до уютного, успокаивающего ворчания.

На пике экстаза Дэниела изо всех сил старается не вскрикнуть, но сдержаться не получается. Ни у нее, ни у Джейсона.

Сегодня не получается.

Потому что сегодня что-то изменилось. Изменилось к лучшему.

Нет, они не были несчастны эти несколько последних лет. Даже наоборот.

Но она давно-давно не испытывала этого ощущения сумасшедшей, головокружительной любви, которое вскипает в самом низу живота и опрокидывает мир навзничь.

– Мистер Дессен?

Я вздрагиваю и просыпаюсь.

– Привет. Извините…

Сверху вниз на меня смотрит женщина – невысокая, зеленоглазая, с рыжими волосами и в белом лабораторном халате. В одной руке у нее чашка кофе, в другой – планшет.

Сажусь.

За окном, которое рядом с моей кроватью, день, и первые пять секунд я совершенно не представляю, где нахожусь.

Низкие тучи окутали город, отрезав его профиль на высоте в тысячу футов. Глядя через стекло, я вижу озеро и две мили чикагских кварталов, заполняющих пространство между больницей и озером, – под мрачной, среднезападной серостью все выглядит приглушенным и размытым.

– Мистер Дессен, вы знаете, где находитесь?

– В больнице «Чикаго-Мёрси».

– Верно. Прошлой ночью вы, будучи в состоянии дезориентации, обратились в службу экстренной медицинской помощи. Вас принял один из моих коллег, доктор Рэндольф. Уходя сегодня утром по окончании смены, он передал мне вашу карту. Я – Джулианна Спрингер.