Темная лошадка - стр. 28

Тенгиз первым начал разгружать рюкзак. Он вытащил оттуда банку сгущенки, галеты и шоколад, а Бэл пустил по кругу флягу с водой. Мы молча жевали, глядя на окружающие нас полукольцом ослепительные горы. Мэд почти ничего не съела, лишь выпила воды, встала, скинула с себя рюкзак, сняла с поясного карабина веревку, которой мы были связаны, и пошла к скальной гряде, наполовину засыпанной снегом.

Тенгиз, наблюдавший за ней, на всякий случай крикнул:

– Эй, фрау! А ну-ка, цурюк на место!

Мэд не обернулась.

– Пусть идет, – сказал Бэл. – Даме положено.

– А, черт! – выругался Тенгиз. – С этими дамами только одни проблемы.

Когда Мэд скрылась за скалами, он проворно вскочил на ноги, отошел на шаг в сторону и принялся ковыряться в сложных замках и пуговицах пуховых брюк.

– Умрешь тут, пока доберешься, – бормотал он, поливая струей снег.

Еще несколько минут мы лежали на рюкзаках, глядя в небо. От солнечного света, многократно усиленного зеркальной поверхностью гор, пощипывало кожу лица и рук. Если не прикрыть физиономию платком – сгореть можно в считанные минуты.

Вдруг со стороны скальной гряды раздался короткий крик. Мы вскочили со своих мест и замерли, прислушиваясь к тишине.

– Ну-ка, переводчик, – кивнул мне Бэл, – сходи, посмотри, что там случилось.

Я сплюнул и отвязал от рюкзака веревку, смотанную в бухту. Случиться могло только одно – Мэд свалилась в трещину.

– Гельмут! – крикнул я. – Мне может понадобиться ваша помощь!

– Иди сам! – рыкнул Тенгиз.

По следам, напоминающим отпечатки страусиных лап, я добежал до скал и едва успел свернуть за ребристый угол, как едва не сбил с ног Мэд. Она схватила меня за края капюшона и прижала палец к своим губам.

– Тихо!.. Ты бегаешь, как маленький слон, – сказала она.

– Чего ты кричала?

Мэд сделала гримасу, будто я задал наивный вопрос, взяла меня за рукав и повела вдоль гряды, постепенно опускаясь вниз. Я заметил, что она успела вытоптать ступени.

– Здесь нас не увидят, – сказала она, показывая на узкую расщелину, вход в которую наполовину был занесен снегом.

Мы втиснулись в холодное и казавшееся совершенно темным убежище и некоторое время лишь тяжело дышали. Наконец Мэд сказала:

– Хорошо, что взял веревку. Скажешь, что вытащил меня из пропасти. Так будет убедительней.

– Зачем ты это сделала?

– Нам надо поговорить. Не знаю, удастся ли еще… Слушай меня внимательно, – зашептала она, почти прислоняясь губами к моей щеке. – Перевал Местиа, ледник Лехзыр, пик Доллакора – все эти места, про которые они говорили, мне хорошо известны. Я была там, когда мы командой ходили на Ушбу.

– Ты мне об этом не говорила, – начал было я, но Мэд меня перебила:

– Пусть ведут нас, насколько у них хватит сил. Тенгиз уже выдыхается, а Бэл один с нами не справится. Только ты, ради бога, не перечь им, не спорь, не зли и не пытайся завладеть оружием. Рано или поздно, они угодят в ловушку. Там много мест, куда легко зайти, но выбраться может только альпинист.

Она говорила достаточно быстро, но главное из того, что она хотела мне сказать, я понял.

Мэд, оказывается, была жестокой девочкой. Она стянула зубами рукавицы, двойным узлом привязала конец веревки к карабину на своей обвязке, подняла подбородок, сдвинула очки на лоб.

– Поцелуй меня, – попросила она.

ЕСЛИ БЫ МЫ НЕ ВЛЯПАЛИСЬ В ЭТУ СКВЕРНУЮ ИСТОРИЮ, я никогда бы не узнал, насколько талантлива Мэд как артистка. К группе она шла медленно, сильно припадая на «больную» ногу и при этом очень натурально вздыхала и постанывала. Несчастный гроссфатер, не ведая об игре, всерьез воспринял виртуальные страдания внучки и, завидев ее, кинулся к ней, тотчас провалился сквозь фирновую доску, упал плашмя, снова поднялся на ноги.