Темная игра смерти. Том 2 - стр. 19
Чернокожая девица, которая выглядела бы вполне привлекательно, если бы не прическа, почти убедила меня в том, что ее послала Нина, пока я не разгадала ее уловку. Об этом мне сказали голоса. В тот последний день они звучали особенно громко. Признаюсь, я с трудом сосредоточивалась на менее важных вещах, ибо пыталась хорошенько расслышать то, что мне говорили голоса детей – несомненно, мальчика и девочки со странным, похоже, британским акцентом.
Кое-что звучало вполне разумно. Они предупреждали меня о пожаре, мосте, реке и шахматной доске. Возможно, эти вещи имели отношение к их собственным жизням, каким-то роковым образом участвуя в их юных судьбах. Но предупреждения о Нине я слышала совершенно отчетливо.
В конце концов, эти двое так называемых Нининых посланцев, прибывших сюда из Чарлстона, оказались не более чем неприятным недоразумением. Я сожалела о потере Винсента, но, по правде говоря, он уже полностью выполнил свою задачу. Я плохо помню последние моменты в Ропщущей Обители, потому что у меня страшно разболелась правая часть головы. Когда Энн складывала вещи, еще до того, как заехать за мной, я заставила ее взять лекарства. Неудивительно, что мой полиартрит и застарелая мигрень повели себя таким образом в сыром, холодном и негостеприимном северном климате.
Когда я вышла из Ропщущей Обители, Энн перегнулась через переднее сиденье и открыла мне дверцу своей старенькой машины. Здание на противоположной стороне улицы горело – несомненно, это было делом рук черномазых бездельников. В свое время, когда меня посещала миссис Ходжес и начинала причитать о последних зверствах на севере, она неизменно указывала, что те, кто считались бедным, голодающим и подвергающимся дискриминации меньшинством, при первой же возможности крали дорогие телевизоры и модную одежду. Она считала, что цветные, будучи рабами, обкрадывали белых и продолжают делать это до сих пор. То было одним из немногих здравых суждений пронырливой старухи, с которым я соглашалась.
На заднем сиденье «де Сото» стояли три чемодана. В самом большом была сложена моя одежда, в среднем – наличные деньги и собранные Энн ценные бумаги, в самом маленьком – одежда и личные вещи Энн. Моя соломенная сумка тоже была там. На полу лежала двенадцатизарядная винтовка, которую Энн держала у себя дома.
– Поехали, дорогая, – промолвила я и устало откинулась на спинку.
Энн Бишоп вела машину по-старушечьи. Мы оставили позади Ропщущую Обитель и горящее здание напротив и двинулись на северо-запад по Джермантаун-стрит. Оглянувшись, я заметила, что там, где от Джермантаун отходит Квин-лейн, происходит какая-то стычка. На перекрестке стояли фургон и два низких несимпатичных автомобиля. Полиции видно не было.
Мы миновали Пенн-стрит, когда два фургона торгового вида выехали на середину улицы и перегородили нам дорогу. Я заставила Энн свернуть на левый тротуар и проскочить мимо. Из фургонов высыпало несколько человек, потрясая оружием, но тут же их внимание отвлек парень, который, повинуясь моему приказу, развернулся и стал палить из револьвера в своих напарников.
Все это была какая-то неразбериха. Если они приехали арестовывать цветных бездельников, пусть бы и занимались этим, оставив в покое двух пожилых белых леди.
Мы добрались до Рыночной площади, где, несмотря на темноту, я разглядела силуэт бронзового солдата-янки, высившегося на своем постаменте. Еще в первый наш выезд Энн сообщила мне, что гранитная глыба была привезена из Геттисберга. Я вспомнила: ведь генерал Ли отступал под дождем, он потерпел поражение, но не был повержен, с ним в целости и сохранности остались честь и гордость конфедератов. И это воспоминание тоже наполнило меня гордостью и заставило более оптимистично взглянуть на ситуацию – поле боя я покидала временно, сдаваться я не собиралась.