Телохранитель. Мы под запретом - стр. 32
—Света…— прошу умоляющим голосом, но она кладет на лопатку вторую руку и скользит к голове. Точно поднимается на носочки, я вижу это боковым зрением, все также стоя лицом к стенке. Нутро дерет острыми когтями жажда, и я сжимаю пальцы рук, царапая стенку. Черт, ну зачем? Ты же просто нарываешься? Аааа.
—Мой дедушка от головных болей страдает очень часто. Маша научила меня этому массажу, когда я была совсем маленькой и часто у деда оставалась. Подожди, пожалуйста.
Маленькие пальчики ныряют на ушные впадины возле мочи и мягко ведут к затылку массажными движениями, затем пятерней она накрывает всю голову и точечно давит на скальп. Медленно опускается к шее и поддевает начало позвоночника. Снова вираж наверх, и такой же вирах у меня в штанах. Голова плавно откидывается назад, а Света продолжает пытки, от которых у меня мозг плавится, а тело превращается в вязкую жижу. В штанах неизменно каменный стояк.
Виражи становятся мягче, а пальцы все сильнее дарят мне чувство ненасытности. Чем больше касаний, тем мне мало. Мало ее. Ее внимания ко мне.
Как долго я смогу сдерживаться? Может мне себя на цепь посадить? Какая прививка от тебя существует, ведьма? Ты хуже самых страшных болезней. Хуже всякого бедствия.
В горле Сахара, а в руках непрекращающееся покалывания нервных окончаний. Тех, что еще не выжгло огнем желания.
Я стою на пепелище своей способности мыслить здраво. Когда пальцы соскальзывают с головы и отстраняются, я вдыхаю, втягивая в себя слишком много ее запаха. Непозволительно приятного…Не дозволенного. Скорее запретного. Моя линия, за которую переходить смерти подобно.
Качнувшись на пятках, я открываю глаза и смотрю в одну точку. А затем медленно разворачиваясь, окидывая Свету внимательным взглядом. В ушах давление лупит так, что я не слышу вообще ничего, только вижу ее движущиеся губы.
Меня клинит, а она смотрит открыто, без задних мыслей, смотрит и явно понять не может, что происходит. Резко дергаю руками в ее сторону и обхватываю голову, пальцы тонут в мягких волосах, и я себе это позволяю. Падаю в обрыв, расправив руки в разные стороны. Позволяю без зазрения совести вдыхать ее запах, что сейчас льется в мои легкие жидким стеклом, опаляя внутренности. Самый сладкий и одновременно огненный аромат в моей жизни. Он выбит у меня изнутри, его я точно узнаю из тысячи, ним я рад напитываться без остатка.
Ломает вдоль и поперек, руки сжимаются чуть сильнее, и я, прикрыв глаза, резко наклоняюсь к ней и касаюсь губами лба, одновременно проговаривая:
—Спасибо, Света, помогло…—нихера не помогло, от соприкосновения лицо воспламеняется. Член в штанах начинает болеть. Втягиваю воздух и отпускаю ее, ощущая, как перед газами начинают черные точки танцевать. Кажется, что отойду и просто умру.
—Пожалуйста, — звучит надсадное и такое же хриплое, как у меня.
Отпускаю с жутким скрипом внутри грудины и ухожу в сторону душевых. Мне сейчас, блять, очень надо вспомнить, что бывает в четырнадцать лет, когда утренний стояк и постоянные мысли о сексе сводят тебя с ума, а желание присунуть хоть кому-то — единственное в твоей бестолковой башке. Захожу внутрь, стягивая на ходу одежду, и готов заниматься самоудовлетворением, грубо швырнув дверцу кабинки о стенку.
Могла бы слететь, и похер. Я прислоняюсь горящим лбом к ледяному кафелю и даже не пытаюсь блокировать мысли насчёт тех пальчиков, что еще недавно ласкали мою кожу. Я позволяю себе фантазиям о Свете хлынуть в мой воспаленный мозг и все там нахрен уничтожить. Все берегоукрепляющие элементы снесены цунами, а я давно уже на дне и не пытаюсь выгрести. Похуй. Меня душит ощущения вращения вокруг девочки, которую мне нельзя.