Тело Милосовича - стр. 3
Филатов не знал больше никого, кто так мастерски выступал бы на митингах. Он видел многих, но все они были лишь бледной тенью Вождя, который мог говорить словно Фидель в его лучшие годы – часами. Вождь рассуждал об известных всем фактах, но его речам внимали, словно откровениям. Глядя на него, Филатов понял, что важно не что говорить, а как говорить. Важна харизма и ощущение внутренней силы оратора. Нужно показать толпе, что ты точно знаешь, что делать и как делать. Никаких сомнений на этот счет у тебя нет и быть не может. Тогда тебя всегда будут принимать словно мессию.
– Новость слышал? – спросил Вождь после приветствия.
– Еще нет, – ответил Филатов, мысленно ругая себя за то, что до сих пор не приобрел привычки слушать радио за завтраком.
На кухне у него имелись и приемник, и телевизор, но включать их никогда не хотелось. Новости за завтраком обладали одной скверной особенностью – начисто отбивали вкус у пищи, и потом нельзя было вспомнить, что ты ел и пил. Более того, уже во время еды становилось непонятно, что ешь. И хорошо бы еще, если бы новости были стоящими, ради которых можно и забыть о еде, так нет же – по большей части это бывала унылая и ничего не значащая лабуда. Нет, не стоило ради них жертвовать восприятием завтрака.
– Слободан Милосович умер! – сообщил Вождь.
Чувствовалось, что он доволен тем, что первым принес эту новость Филатову.
– Как умер? – опешил тот от неожиданности. – Где?
Смерть известных людей поражает всегда, но смерть руководителей государств – нечто особенное. В самом деле, это трудно принять. Только что человек руководил страной и влиял, может быть, на судьбы мира, а тут раз – и преставился, оказался равным простым смертным. Раньше же казалось, что если он и умрет когда-нибудь, то далеко не сейчас, ибо защищен своим положением от всего, что мучает остальных людей – от неурядиц, неудач и даже болезней. А оказывается – нет. Это и удивляет больше всего. Зачем же тогда было добиваться столь высокого положения, если конец все равно один?
– В Гааге, – сообщил Вождь после паузы, – в трибунале.
– От чего?
– Сердечный приступ.
– Уморили-таки, – резюмировал Филатов.
– Довели до смерти, – согласился Вождь, – это как минимум. Так что готовься к командировке.
– Куда? В Гаагу? – не понял Филатов.
Ему показалось, что после смерти столь значительного человека непременно должно состояться международное расследование, которое от этого чертового трибунала камня на камне не оставит.
– В Белград на похороны, – охладил его Вождь.
– Почему я, а не вы? – удивился Филатов.
– Я не смогу, – ответил Вождь, – простудился где-то, никак не пойму, то ли свалюсь от гриппа, то ли нет. На автопилоте сейчас работаю. Так что придется тебе.
– Ладно, – не стал спорить Филатов.
– Думаю, ты справишься, – подвел итог Вождь.
– Постараюсь, – скромно ответил Филатов.
Только много позже Филатов понял, что на этих похоронах будет много такого, с чем ему справиться не удастся. По крайней мере, с первого раза. Но тогда он пребывал в твердой уверенности, что миссия предстоит самая простая – приехал, сказал речь, проводил Слободана в последний путь, отбыл домой. На самом деле судьба замыслила все иначе.
Позже в этот же день он заглянул в кабинет Вождя. Госдума гудела от сенсационной новости. Народ в ней был, хоть и в гораздо меньшем количестве, чем в будние дни.