Тело Милосовича - стр. 17

Дель Торо играл в фильме бравого американского спецназовца, воевавшего против сербов в Косово и в итоге тронувшегося рассудком. При этом сербы только то и делали, что на фоне пожара расстреливали «мирных» мусульман, а актер крался ящерицей по стене, чтобы восстановить «справедливость».

Как попал антисербский фильм в самолет, совершающий рейсы в Белград, оставалось только догадываться. Возможно, самолет раньше летал в другие страны и фильм сохранился с того времени.

Когда киношный командир сербов спросил у своих подчиненных, сколько еще албанцев в деревне осталось в живых, настороженно молчавшие пассажиры в задних рядах не выдержали. Один из них встал, подошел к проводнице и что-то негромко, но довольно резко сказал ей по-сербски. Она кивнула, ушла за перегородку и поставила другой фильм. В микрофон извинилась за технические неполадки. Обстановка в салоне разрядилась.

Филатов оглянулся. Геннадий Зюганов разговаривал с Сергеем Бабуриным, а место рядом с Константином Затулиным пустовало. Он подумал, не подсесть ли к тому и не пообщаться ли, но потом передумал. «Наговорюсь еще, – решил он, – будет время». И опять ошибся. Он не мог знать, что времени для общения с коллегами у него в Белграде почти не останется.

Новый фильм был неинтересным, и Филатов начал сочинять речь, которую завтра скажет на похоронах Слободана. Обычно речи слагались у него в голове сами собой по мере надобности, и Филатов никогда специально не готовился, но сейчас ему хотелось произнести слова прощания особенно проникновенно.

«Дорогой Слободан! – начал Филатов. – Пять лет назад, когда тебя вероломно, вопреки всем международным правилам и канонам, отдали в руки неправедного и якобы международного суда в Гааге, созданного, по сути дела, для расправы, никто и представить себе не мог, что дело обернется таким образом».

Он задумался. В голове теснилось несколько фраз, и патетические интонации в них усиливались. Ему же хотелось избежать особого пафоса. Ведь он ехал не для того, чтобы призвать толпу на баррикады, а чтобы отдать дань памяти последнему герою Сербии времен балканской империи. Времена эти закончились, больше не вернутся, и будоражить народ было ни к чему. Он потянулся к портфелю за блокнотом и ручкой, но почувствовал, что его начало клонить в сон.

Он откинул спинку кресла, закрыл глаза, и вскоре сон сморил его. Это был странный самолетный сон, наполненный гулом двигателей и балансированием меж ду дремой и бодрствованием.

Он слышал, как стюардессы начали разносить обед, но решил не просыпаться. Он не очень любил самолетные обеды и всегда пропускал их без сожаления, если хотелось спать. Это вызывало недоуменные взгляды соседей, обычно добросовестно съедавших все без остатка. Самолетная еда для Филатова была сродни еде в лесу на пикнике. Там тоже со свистом уходило то, на что дома и смотреть бы не стал.

Потом гул двигателей постепенно затих, и сон стал настоящим.

Сон Филатову приснился чудной, но в то же время подобающий случаю – о похоронах. К его изумлению, оказалось, что похороны происходят прямо в его московской квартире, которую он за ненадобностью, поскольку жил за городом, сдал нескольким представителям северных народов. И вот спустя какое-то время он приехал посмотреть, все ли в квартире в порядке.