«Телефон доверия» и другие рассказы - стр. 14
– А ты ждал от них чего-то другого? – с горечью в голосе пророкотал бывший водитель автобуса. – Бесы, бесы они, эти американцы! И главный их самый что ни на есть бес. Ты вспомни, как он давал присягу. В первый раз это было или во второй, уже не помню. Ему на Библии нужно поклясться, а он не может. К Библии руку приложить не может – обжигает его святая книга. Пришлось перчатки надевать, только в них и получилось. Гарик вон про Анджелу спел, а я вспоминаю, как мы в автобусном парке радовались с мужиками этому Обаме. Подумать только, ведь это «наш», социально близкий, к власти пришел. Потомок угнетаемых негров, плоть от плоти. Теперь точно задружимся. Все, долой напряжение в отношениях и гонку вооружений! А он хуже любого капиталиста! – этой фразой из нашего недавнего советского прошлого Владимир закончил свою возмущенную тираду.
– Не переживай ты так, Володь, это я вообще-то тебе свой сон рассказал. Наяву ничего такого не было. Сам подумай, кто Обама и кто я. Думал, ты улыбнешься, а ты, погляжу, наоборот, расстраиваешься.
– Да надоели они уже, эти американцы! Даже ночью во сне нет от них покоя, – наконец улыбнулся алтарник. – Надеюсь, больше он тебя уже не потревожит.
– Володя, так это уже не в первый раз, – поведал я водителю. – Однажды, еще в самом начале его первого срока, мы на приходе провели годовое собрание. И снится мне Обама. Я ему тогда даже немножко симпатизировал.
– Ну да, как же – нобелевский лауреат, миротворец!
– Вот я и увидел его на нашем приходском собрании, – продолжил я. – Сидит на галерке, улыбается. А мне неудобно: такой человек в кои-то веки к нам заглянул, и никто на него не обращает внимания. Думаю: предложу-ка ему войти в нашу ревизионную комиссию. Но он отказался, сославшись на занятость: «Простите, парни, я и так к вам еле вырвался, а в комиссии работать надо». Но видно было, что предложение ему понравилось.
Проснувшись, я тогда еще подумал: что если он наш, православный, только тайный?
– Ерничаем мы с тобой сейчас над американцами, а вспомни, как с начала девяностых рвался наш народ туда, в сторону «проклятого капиталистического Запада», – вспоминает Владимир. – Как будто и не было между нами никакого противостояния и «холодной войны». Я сам чуть было не уехал. На нашей работе тогда один всех подбивал: поехали в Южную Африку! Очень уж там, говорил, хорошо, и денег платят не сосчитать – не то что у нас в автобусном парке.
– Володя, ты жил в Москве, – отвечаю. – В столицах жить проще. С периферии многие побежали, особенно с тех мест, где началась стрельба. Здесь, в центре, их тоже никто не ждал, а эмиграция давала шанс начать все сначала.
У нас с матушкой есть одна общая знакомая. По национальности казашка из Алма-Аты. Муж ее – русский, всю жизнь занимается наукой. Айша, кстати, прямой потомок Чингисхана. У нее даже документ имеется с печатью, подтверждающий этот факт. Правда, родство со столь выдающимся предком ее совсем не трогает, документ ей принесли домой и просто вручили.
В детстве ее часто возили к бабушке в деревню. И всякий раз она задавалась вопросом: почему у бабушки во дворе асфальт белого цвета? Во всех дворах асфальт черный, а у них белый. У бабушки всегда было много скота. Даже в советские годы на нее работали наемные работники. Став старше, девочка узнала, что бабушка – ханская дочка, а дедушка из простецов. Потому и к миру у них отношение было совершенно противоположное.