Текущий момент - стр. 16
Однажды мы нежились на пляже Коста де Соль, было жарко и я пошла окунуться в море. Заплыв довольно далеко, я помахала Хорхе, приглашая его присоединиться ко мне. Хорхе отрицательно помотал головой и лёг, прикрыв лицо шляпой, продолжая подставлять солнечным лучам свое и без того загорелое тело. Я плавала, наслаждаясь слегка прохладными объятиями воды, но в какой-то момент мою ногу свело. От неожиданности я начала тонуть. Я барахталась и звала Хорхе, но он меня не слышал, оставаясь лениво лежать под своей шляпой. Я быстро шла ко дну, продолжая отчаянно бороться и звать Хорхе.
Меня спасли два американских туриста, плавающих неподалеку и, к счастью, вовремя заметивших сигналы бедствия. Благодарности моей не было предела. Молодые парни помогли мне выйти на берег, заботливо укутали меня полотенцем и убедившись, что я в порядке, тепло попрощались со мной. Я посмотрела в сторону Хорхе. Он продолжал спокойно и безмятежно лежать, ничего не замечая.
Когда я подошла к Хорхе и взволнованно рассказала о том, что со мной произошло, он лениво приподнялся. Погладил мои мокрые волосы, поцеловал меня в щёку и сказал:
– No Pasa Nada, Paloma! No Pasa Nada…
“Ничего страшного, голубка! Ничего страшного…”. Странно, но он почти никогда не называл меня по имени. Мое имя, Алла, отчего-то казалось ему некрасивым. Поэтому я была для него Паломой, его голубкой.
Как бы мне хотелось, чтобы сильные руки Хорхе подхватили меня и вынесли из моря. Мне бы хотелось, чтобы моим спасителем был мой Хорхе, а не два незнакомых студента-американца. Мне бы хотелось, чтобы Хорхе был моим смельчаком-героем, а не ленивцем-утешителем.
В последнюю неделю августа мы оказались в Буньоле: попали на праздник Томатина. Наши белые футболки за секунды окрасилась в красный цвет. Я кидались помидорами во всех подряд, ныряла в кроваво-красные лужи, визжала и целовала Хорхе в губы с привкусом помидорного сока. В этот день “беснующихся томатов” я словно сама превратилась в неистовую томатинку. Я была счастлива, как никогда: мы были вдвоем в незнакомом нам Буньоле и никто не отбирал у меня внимание Хорхе. Я, он и нереальная куча помидор.
А потом наступила осень. Первые дни сентября изменили нас. Хорхе вернулся в Барселону и нехотя продолжил учебу. Он перестал пить со мной вино по вечерам, наслаждаясь закатом. Ранний подъем не предполагал поздний отход ко сну. Мы уже не встречались каждый день, не болтали ночи напролёт и не купались голышом в море. Я редко оставалась у него на ночь. Он по-прежнему шептал мне: "Mi paloma", но уже не страстно, ярко, с жаром, а как-то обыденно, невыразительно, лениво.
Мои летние каникулы закончились, а я всё откладывала свой отъезд, надеясь на что-то, неуловимо-мечтательное, витающее рядом, но не облачённое в слова и мысли. С каким-то непонятным, странным сумасшествием я хваталась за любой шанс побыть рядом с Хорхе.
Неконтролируемая и какая-то отчаянная страсть подстегивала меня любить его еще сильнее, потому что миг, когда он может уйти от меня навсегда, мог наступить уже скоро. Я страстно желала быть с Хорхе каждую минуту, но это вряд ли было возможно. С ним – точно нет. Хорхе любил свободу, и я его уже тяготила. Мне было больно наблюдать, как он отдаляется от меня. Я хваталась за его белоснежную рубашку и тянула к себе, сколько могла, до того момента, пока в моих руках не оказалась лишь скомканная белая рубашка. Без Хорхе.