Тебя искал - стр. 34

В этот раз от градусника с зайцем остались только уши, остальное – исчезло в волосатом ковре.

- Тридцать восемь и семь.

- Опять неправильно читаешь. Там без запятой.

- Теперь точно нужно обтирание или хотя бы мокрую повязку на лоб.

- Делай, что хочешь, только не мешай мне спать.

Спустилась вниз, ещё раз порылась в аптечке, но ничего не нашла. Только пакетики с солодкой. Было ещё обезболивающее, но оно оказалось просроченным.

Налила в небольшой таз прохладной воды, в ванной комнате на первом этаже нашла маленькое чистое полотенце и со всем этим набором вернулась в комнату, где спал Матвей.

Оставила таз на тумбочке закатала рукава мужской толстовки и мягко разбудила Матвей, убрав со лба его волосы. Даже волосы показались горячими.

- Эй. Перевернись на спину.

- М? Зачем? – пьяный взгляд с трудом сосредоточился на моём лице.

- Так надо. Либо обтирание, либо «скорая». Выбирай.

- Я так и на клизму могу согласиться, если альтернативой каждый раз будет «скорая».

- А почему ты против «скорой»? Квалифицированные медики явно лучше, чем я.

- Они уколы ставят. Не хочу.

- Трусишка, - хохотнула я. Слушая его гнусавый голос, даже злиться не получалось.

- Садись, - приподнял Матвей голову.

- Куда?

- Туда. Чтобы я башкой лёг тебе на колени.

- Зачем?

- Я откуда знаю? Мне мама так обтирание делала.

- Ну, ладно, - повела я плечами и села у изголовья кровати. – Хотя, я бы и постоять могла.

- Не гунди, а. Башка трещит, - положил Матвей свою голову мне на колени и, шумно вдохнув, подобрал сопли. – Ну. Втирай. Что у тебя там?

- Вода и тряпка. Можешь спать.

- Угу.

Снова убрала со лба его волосы, смочила в тазике полотенце, выжала и приложила к горячему лбу. Матвей поморщился – видимо, ощущения от мокрого холодного полотенца на голове не самые приятные.

- Что это за тряпка? – спросил он с закрытыми глазами, пока Ириска вновь устраивалась на его груди поверх одеяла. – Чистая?

- Можешь не волноваться. Я лично ее простирнула сразу после того, как отмыла Ирискино дерьмо.

- Я хочу волноваться, но у меня нет сил. Так что я охренительно спокоен.

- Счастье-то какое, - заметила я иронично. – Слушай, не хочешь «скорую», давай позовём кого-нибудь из твоих родственников или знакомых. Пирсюху например…

Зачем я постоянно о ней вспоминаю?

- Сейчас ночь. Никто не приедет. Можешь просто перевесить свои серьги на соски, чтобы мне стало легче. Заодно Сосиска с твоими висюльками поиграет. Я про серьги, если что.

- Дурак, - хохотнула я, шутливо накрыв его глаза влажным полотенцем.

- Во-во! Вот так оставь. Кайф.

- Так нормально? – спросила я, приложив к шее Матвея влажное полотенце.

Его мелко потряхивало, и это мне совсем не нравилось.

- Угу, - протянул он в полудрёме и положил свою горячую ладонь поверх моей кисти. – Какая у тебя холодная рука! Оставь тряпку, потрогай здесь, - приложил он мою ладонь к своему лбу и перевернул тыльной стороной, когда ты согрелась от его кожи. – Всё, срок твоей холодной годности истёк.

- Слушай, Матвей, может, тебе сходить в прохладный душ или на улицу ненадолго выйти. Или, может, вообще догола раздеться и уксусом обтереться?

На последних моих словах глаза Матвея открылись и сосредоточились на мне.

- Ты что-то сказала про раздеться догола? Хочешь увидеть, насколько волосато моё лукоморье и каков там дуб?