Тебе, с любовью… - стр. 19
Я нашел снимок, сделанный твоей мамой. Мне он не показался тоскливым. Но и надежды я особо в нем не увидел. Это жизнь. Когда все вокруг тебя рушится к чертям собачьим, единственное, что остается, – идти вперед. Дети на фотографии понимают это. Как и парни с автоматами.
Сколько тебе лет? Ты упомянула про курс фотографии по программе AP. Наверное, старшеклассница. Ты учишься в школе Гамильтон?
Или лучше нам не знать ничего друг о друге?
Решать тебе.
– Мне нужно твое мнение по одному вопросу.
Роуэн поднимает руку и дует на ногти. Она нанесла на них светло-розовый, почти белый, лак. С таким маникюром, бледной кожей и светлыми волосами она кажется еще более неземной, чем обычно. Вся мебель в ее спальне белого цвета с золотой отделкой, ковер – бледно-лиловый. Ей не хватает только пары крыльев за спиной.
– Ты прячешься, – отзывается Роуэн.
Я удивленно выпрямляюсь. Подруга сказала это ни с того ни с сего, и ее ответ никак не связан с моим вопросом. Правда, своим замечанием она, как всегда, попала не в бровь, а в глаз.
– Я прячусь?
– От отца.
– Не хочу о нем говорить, – хмурюсь я.
Роуэн начинает наносить второй слой лака.
– Он не хотел сделать тебе больно, Джулс.
Я молчу.
Подруга поднимает на меня глаза.
– Ты сама сказала, что вещи предложил купить редактор. Твой отец же не в интернете их выставил на продажу.
Она права, знаю. Я рассматриваю свои собственные ногти – короткие, закругленные и ненакрашенные.
– У меня такое ощущение, будто он наказывает ее, – тихо признаюсь я.
– Возможно, – соглашается Роуэн и, помедлив, продолжает: – Гнев – одна из стадий переживания горя.
Подобные разговоры нервируют меня. И я совершенно не хотела говорить о папе. Или маме.
– Вас этому на уроке психологии учат?
Роуэн опускает кисточку с лаком и разворачивается на компьютерном кресле, чтобы оказаться лицом ко мне.
– Вчера вечером мама спросила меня, не позвонить ли ей твоему отцу.
– Что? – вырывается у меня. Я кидаю взгляд на дверь, готовая вскочить и бежать. – Почему?
– Потому что последние четыре дня ты практически живешь у нас.
– Ладно. Я ухожу.
– Нет! Джулс, стой!
Роуэн вскакивает и преграждает мне путь прежде, чем я успеваю выскочить за дверь. Она опускает ладони на мои плечи осторожно, чтобы не смазать лак.
– Подожди. Хорошо? Выслушай меня. Мама еще сказала, что двери нашего дома всегда для тебя открыты. Всегда. – Она умолкает на пару секунд. – Мы переживаем за тебя.
Все принимают маму Роуэн – Мэри Энн – за ее сестру. Я не шучу. Она родила Роуэн в двадцать два года, с молодости заботится о своей внешности и ведет здоровый образ жизни. Думаете, Роуэн из чувства противоречия будет перекрашивать волосы в черный и лопать сникерсы на обед? Ничего подобного. Они как лучшие подружки все друг другу рассказывают. Я даже не удивлена, что они обсуждают меня. Я удивлена, что завидую им.
– Знаю, он не хотел сделать мне больно. – Я злюсь, поскольку Роуэн впервые не понимает меня. – В этом-то и проблема. Он даже не подумал, что причинит мне этим боль.
Роуэн колеблется.
– Говори же, – требую я. – Говори, Ро, что хотела сказать.
– Может, маме действительно лучше позвонить ему?
– Что? Почему?
– Может, ему нужна… поддержка. Чтобы и он смог помочь тебе.
– Ну конечно. – Я даже не пытаюсь скрыть досады.
Снова поворачиваюсь к двери.