Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов - стр. 27
Ритмические свистки. Поэты, шагая в ногу, уходят направо, облизывая по пути таблички.
К а л и г у л а (очень тихо). Уйдите все.
У двери Кассий трогает 1-го патриция за плечо.
К а с с и й. Пора!
Сципион слышит это, в нерешительности останавливается на пороге и возвращается к Калигуле.
К а л и г у л а (зло). Ты можешь оставить меня в покое, как это сделал когда-то твой отец?
С ц и п и о н. Я знаю, Кай, что всё бесполезно – ты уже принял решение.
К а л и г у л а. Уйди.
С ц и п и о н. Ухожу. Кажется, я всё понял. Ни у тебя, ни у меня, так на тебя похожего, нет никакого выхода. Я уеду отсюда, чтобы открыть причину всего этого. (Пауза. Он смотрит на Калигулу. С ударением.)
Прощай, друг! Когда будешь кончать со всем, не забывай, что я любил тебя.
Уходит. Калигула смотрит ему вслед. Движение. Однако он резко встряхивается и возвращается к Цезонии.
Ц е з о н и я. Что он сказал?
К а л и г у л а. Тебе этого не понять.
Ц е з о н и я. О чём ты думаешь?
К а л и г у л а. О нём. О тебе. Впрочем, это одно и то же.
Ц е з о н и я. Что?
К а л и г у л а (глядит на неё). Сципион ушёл – с дружбой покончено. Одному теперь удивляюсь: почему ты ещё здесь?
Ц е з о н и я. Потому что я тебе нравлюсь.
К а л и г у л а. Не поэтому. Если бы я тебя убил, то, наверное, понял бы, почему.
Ц е з о н и я. Прекрасный выход, можешь им воспользоваться. Но не лучше ли позволить себе хоть недолго жить свободно?
К а л и г у л а. Уже несколько лет я живу свободно.
Ц е з о н и я. Я имею в виду другое. Пойми же меня! Как, наверное, прекрасно жить и любить, оставаясь невинным.
К а л и г у л а. Каждый обретает свою невинность по-своему. (Пауза.) Однако убить тебя не помешает. (Смеётся.) Твоя смерть станет вершиной моей жизни.
Калигула поднимается и поворачивает к себе зеркало. Потом начинает ходить по кругу, словно пойманный зверь.
К а л и г у л а. Странно! Когда я не убиваю, я чувствую себя одиноким. Живые не в силах заполнить мой мир и избавить от скуки. Когда вы здесь, рядом – передо мной открывается безмерная пустота, которую никак не охватить. По-настоящему мне хорошо только среди мёртвых. (Калигула стоит лицом к зрительному залу, чуть наклонившись вперёд. Он словно забыл о Цезонии.) Они – настоящие, такие же как я. Они ожидают и торопят меня. (Качает головой.) Я часто веду долгие разговоры с теми, кто молил меня о пощаде и кому я велел вырвать язык.
Ц е з о н и я. Иди сюда. Положи мне голову на колени. (Калигула повинуется.) Тебе хорошо. Всё молчит.
К а л и г у л а. Молчит? Ошибаешься! Разве ты не слышишь лязг железа? (Раздаётся лязг железа.) И эти тысячи голосов скрытой ненависти?
Доносятся голоса.
Ц е з о н и я. Никто не посмеет…
К а л и г у л а. Глупость посмеет.
Ц е з о н и я. Она не убивает. Она уступает мудрости.
К а л и г у л а. Нет, Цезония, она – убийца. Глупость – убийца, поскольку считает себя оскорблённой. Меня убьют не те, кого я лишил отца или сына. Эти меня понимают, эти со мной. У нас во рту один и тот же привкус. Меня убьют те, кого я оскорбил и над кем надсмеялся. Против них у меня нет защиты.
Ц е з о н и я (горячо). Мы любим тебя, мы тебя защитим, нас ещё много.
К а л и г у л а. Всё меньше и меньше, и я сам в этом виноват. К тому же надо быть справедливым: против меня не только глупость, но честность и мужество тех, кто хочет быть счастливым.