Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов - стр. 15
К а л и г у л а (по-прежнему обнимая его). Сципион, это добродетель возвышенных душ. О, если бы мне вернуть твою чистоту! Но я слишком хорошо знаю свою страсть к жизни – она не довольствуется природой. Тебе этого не понять, ты – из другого мира. Ты – чист в добре, как я – чист во зле. С ц и п и о н. Я понимаю…
К а л и г у л а. Нет. Есть во мне что-то такое… Глухое озеро, гнилые деревья… (Неожиданно меняет тон.) Твоё стихотворение великолепно. Но если хочешь знать моё мнение…
С ц и п и о н (та же игра). Да.
К а л и г у л а. В нём явно не хватает крови.
Сципион отшатывается и с ужасом смотрит на Калигулу. Потом, пятясь назад, говорит глухим голосом.
С ц и п и о н. Чудовище! Мерзкое чудовище! Значит, ты притворялся? Играл? Ну и как, доволен собой?
К а л и г у л а (с грустью). Ты прав. Я играл.
С ц и п и о н (та же игра). Какое у тебя кровожадное сердце! Сколько зла и ненависти мучают тебя!
К а л и г у л а (мягко). Замолчи.
С ц и п и о н. Как мне тебя жаль и как я тебя ненавижу!
К а л и г у л а (сердито). Замолчи!
С ц и п и о н. Боже, в какое гнусное одиночество ты себя загнал!
К а л и г у л а (разражается смехом, затем бросается к Сципиону, хватает его за шиворот и сильно трясёт). Одиночество! Что ты знаешь об одиночестве? И о каком одиночестве? Поэтов и импотентов? А тебе известно, что одним никогда не бываешь? Что всегда и всюду тебя преследует тяжесть прошлого и будущего? Что с тобой остаются мёртвые – и это ещё самое лёгкое! Те, которых любил и которые любили тебя… твои раскаяния, желания, горечь и нежность, боги, гетеры… (Он отпускает Сципиона и возвращается на место.) Ах! Если бы вместо этого одиночества, отравленного присутствием других, я мог испытать подлинное одиночество… Молчание, трепет дерева… (Садится. С неожиданной усталостью.) Одиночество! Нет, Сципион, оно наполнено скрежетом зубов, оно отзывается глухими голосами ушедших. А рядом с женщиной, которую я сжимаю в объятьях, когда над нами опускается ночь, моё одиночество наполняется резким запахом наслаждения…
У Калигулы изнурённый вид. Продолжительное молчание. Сципион нерешительно подходит к Калигуле сзади и кладёт ему ладонь на плечо. Калигула, не оборачиваясь, накрывает её своей ладонью.
С ц и п и о н. У каждого в жизни своя слабость. Она помогает жить. К ней обращаются, когда чувствуют себя совсем обессиленными.
К а л и г у л а. Это так, Сципион.
С ц и п и о н. Разве у тебя нет ничего, подобного приступу слёз или убежищу молчания?
К а л и г у л а. Есть.
С ц и п и о н. Что же это?
К а л и г у л а. Презрение.
Действие третье
Перед поднятием занавеса слышен звук цимбал и барабана. Занавес поднимается. На сцене готовится нечто вроде ярмарочного представления. В центре – занавес; перед ним, на небольшом помосте, Геликон и Цезония. С обеих сторон их окружают музыканты. На ложах, спиной к зрительному залу – несколько патрициев и Сципион.
Г е л и к о н (тоном зазывалы). Заходите! Заходите! (Цимбалы.) Боги вновь спустились на землю. Божественный император Кай, по прозвищу Калигула, уступил им свой людской облик. Смертные, на ваших глазах свершится великое таинство! По величайшей милости богов в благословенное правление Калигулы всем и каждому будут открыты священные тайны!
Цимбалы.
Ц е з о н и я. Заходите, господа! Преклоните колени и внесите плату. Божественная мистерия доступна сегодня каждому владельцу кошелька!