Театр теней - стр. 30
– Что ещё за музыку? – недовольно произнесла Эльвира Анатольевна.
– Музыку о которой говорил Лу Цзи в своей «Оде изящному слову», – сказал я, – это прежде всего конгениальность, то есть, созвучие искусства с высшей музыкой небесных сфер, и гармония между инструментом и исполнителем, а также между исполнителем и слушателем, без которых наступает измельчание. Это также гармоничность тона, или иным словами, правильное отношение тонов, отсутствие чего приводит к слабости. Это и выражение чувства печали как знак подлинного искусства, без чего все чувства становятся пустыми. Это строгость в выражении эмоций, которая всегда считалась сдержанностью и правильностью. И, наконец, это – сочность самой текстуры, насыщенность знаков изображения, без чего рождается сухость и аскетизм выражения.
– И как же это добивается? Я имею в виду такое состояние, когда человек начинает слышать небесную музыку? – спросила Эльвира Анатольевна снисходительным тоном.
– Нельзя забывать, – ответил я ей, – что искусство – это прежде всего созерцание. Поэтому углублённое созерцание жизни и является главной задачей искусства. Например, мудрец Ван Сичжи советовал своим ученикам сгущать свой дух, но в таких пределах, чтобы не попасть в ловушку собственной сосредоточенности. Потому что если фиксировать дух на одном, вызывая его образ, то невольно отказываешься от свободной игры своей собственной натуры, и оказываешься скованным эти образом. Чтобы этого не получалось, и была разработана дзэн-методика медитации. Ведь дзэн, или как говорят китайцы чань-медитация, обладает одной особенностью, которой вы, европейцы, называете странностью, когда в самом обыденном видят немыслимое. Когда с необычайной лёгкостью сводят, казалось бы, неразрешимые проблемы к житейскому пустяку. Ведь для того, чтобы увидеть мир, его нужно вывернуть наизнанку. Я и хочу научить ваших учеников этому видению, открыть перед ними при помощи искусства и философии дзэн этот своеобразный антимир, где главными являются алогизм и антимотивация.
– Но это же самое настоящее сумасшествие! – воскликнула перепуганная и возмущённая Эльвира Анатольевна. – Это же уничтожение всего святого, всех наших устоев. Вы хотите, чтобы наших учеников из стен училища сразу же развозили по домам умалишённых?! Да какое вы имеете право на этот эксперимент?!
– Да, – ответил я твёрдо, – я принёс вам не мир, а меч. Я хочу разрушить ваш мир и ваше обычное представление о нём, наполнить его бессмыслицей и абсурдом, сделать их очевидными вещами. Но вы сами поймёте, что эта бессмысленность имеет свою железную систему и стройность, потому то она призвана противостоять скуке вашего здравого смысла. Ведь вы же являетесь так называемыми представителями искусства, но ваше искусство ничем не отличается от пошлой обыденности, оно не только не вносит в нашу жизнь какую-то свежую струю очищения, но ещё больше засасывает в свою трясину скуки, хандры и деградации. Разве к этому призвано вести истинное искусство? Один японец говорил, что дзэн призывает к редукции спекулятивных элементов всех учений, к развитию гротеска в поведении и в искусстве, к пафосу выворачивания ценностей наизнанку, антиинтеллектуализму и высокой оценке физического труда, к психотехнике ошеломления, чтобы высвободить человека от зашоренного взгляда на мир. Потому что лишь гротеск становится формой свободы, допускающем свободу личности только как нечто нечаянное, алогичное и юродское.