Театр тающих теней. Под знаком волка - стр. 17

Через несколько домов от «Китайского летчика» здание с большими витринами модной галереи на первом этаже. Днем здесь всё, кроме остро рубленных букв с названием галереи, было просто белым, а теперь внутри витрин все подсвечено так, будто на белых полотнищах разыгрывается некое действие, будто из небытия в нас всматриваются тени.

Идут мимо этих завораживающих витрин галереи, и отчего-то ей жутко хочется войти внутрь. Понятно, что в начале четвертого утра никакая галерея не работает, но больше всего на свете сейчас хочется войти туда. В тот мир теней.

Тени.

Преследуют ее. В найденных рисунках, из-за которых провалила курсовую. В детстве папа водил на спектакль небольшой театральной труппы, и она запомнила ощущение от театра теней. Страх и трепет, ужас и желание бежать, не дать себя затянуть в теневую реальность. И дикое желание в этот мир теней войти.

Из театра теней – спектакля студенческой студии, для которого она делала декорации, ее и увел несостоявшийся принц. Известный актер и режиссер снизошел до того, чтобы зайти и полюбопытствовать, что за студенческий балаган. Все вокруг шептались: «Сам Свиридов», «Свиридов сам продюсирует свой новый проект», «Свиридову нужна героиня для нового фильма».

Свиридов снизошел. Свиридов посмотрел. И сделал предложение. Не то, о каком мечтали все актрисы студии – не предложение главной роли. Предложение, о котором все актрисы, и не актрисы тоже, и мечтать не могли. Предложение руки и сердца. Как теперь оказалось, без всего остального.

Принц увел ее из театра теней. А тени – вот они. Догнали. В витринах модной галереи. И в подворотне, где снова мелькает Черный человек.

Оглядывается. Человека нет. Есть тень. Черная.

– Ты его видишь?

– Кого? Набухалась ты, сестренка! Мерещится.

Сворачивают во двор. Парень набирает цифры на кодовом замке. В самом центре живет нежданный благодетель. Даже имени его она не знает. Спросить, что ли, как его зовут?

И, словно снова прочитав ее мысли, вставляя ключ в дверной замок, тип произносит:

– Кстати, я Джой[6].

Джой… Джой… Джой, вот уж радость…

Радость… Радость?! Joy…

Пугавшие весь день сообщения, подписанные… «Joy»!!!

Тип, показавшийся в баре нормальным, выслеживал ее целый день, а когда выбросила мобильник, просто завлек к себе…

Стоят. Ждут.

Долго стоят. Ноги у всех затекли. У нее особенно.

В тесноте. Прижавшись друг к другу огромными воротниками – lechuguilla на мужских нарядах и gorguera на женских – и фижмами широченных юбок, которые хоть как-то защищают, иначе ее давно бы раздавили и не заметили.

Стоят.

Не отрывая взгляда от огромного балдахина над Королевской кроватью.

Как статуи замерли и ждут. Один завис с рукой, протянутой к балдахину, как только эта рука у него не отваливается! Но завис. Готовый при первом шевелении широкий полог отдернуть и явить светлый лик Короля его вернейшим и приближеннейшим подданным.

Стоят.

И она стоит. Почти висит, зажатая между ног Герцогини, задниц, стоящих «всего на шаг ближе», и животов, стоящих «на целый шаг дальше» в этой, выверенной до сотой доли паса, придворной расстановке Священной Церемонии Пробуждения Его Величества.

Стоят.

В дырочку в юбках Герцогини в такой тесноте плохо видно, но, кроме животов и задниц сильнейших мира сего, отдельные лица ей удается разглядеть. Непохожие на лица великих и сильных. Маленькие, сморщенные. Даже если крупные, то всё равно маленькие.