Те же и Скунс – 2 - стр. 25
Над кроватью у изголовья висело бронзовое бра чудесной старинной работы – обнажённая Венера с факелом в руке. Эта Венера сопровождала семью Гнединых ещё с дореволюционных времён. Хоть и числились те по социальному происхождению самыми что ни есть пролетариями, босяками из знаменитого Сормова, а значит, доступа к таким вещам иметь вроде бы не могли по определению, но, как известно, неисповедимы пути… Маленький Володя отчётливо помнил, как однажды обнаружил на антресолях «голую тётку», и родители тут же спрятали её подальше, дабы оградить его нравственность. Начали бы ещё прикрывать передничками столь же «голые» статуи в Эрмитаже. Нравственность не пострадала, а вот воспоминание о бронзовой красоте сохранилось и выжило. В дореволюционные времена факел в руке Венеры заканчивался ёмкостью для масла и зажимом для фитилька. Лет десять назад по заказу повзрослевшего Володи народный искусник подвёл электричество и приладил патрон, чтобы можно было вкручивать лампу-миньон. А Мишка Шлыгин (тогда подобные вещи у нас были в диковинку) привёз ему из-за кордона лампочку в виде языка пламени. Лампочка была не простая. Она мягко и очень натурально мерцала. Это мерцание не раздражало глаза, оно не мешало, например, читать, но и засыпалось под бронзовой Венерой на удивление уютно и сладко…
…Вот только сейчас Владимир Игнатьевич с удовольствием променял бы её на «заливающий» тысячесвечовый прожектор.
Он судорожно протянул руку и включил бра, потом, стиснув зубы, заставил себя слезть с постели и выглянуть в прихожую. В квартире, ясное дело, никого постороннего не было.
Если бы он сумел до утра выдержать характер, возможно, всё на том бы и кончилось. Многие могут припомнить беспокойную ночь после впечатляющего фильма ужасов или книги Стивена Кинга, но не у всех же возникают стойкие фобии. С другой стороны, не у каждого близкие друзья погибают от рук киллеров, являющихся в ночи… И Гнедин запаниковал. Он напомнил себе, что завтра у него совещание, а значит, нужно непременно как следует выспаться. Он вызвал машину и среди ночи прикатил на улицу Стахановцев, повергнув зевающую Ирину в полное недоумение. Он, конечно, не стал ей ничего объяснять. Не сознаваться же, что до смерти напуган. Он просто рухнул в разобранную постель – и тотчас заснул…
Днём на работе страх отчасти забылся. Но стоило вечером вернуться к себе – и всё повторилось. На сей раз к благоверной Гнедин не поехал. Просто зажёг в каждом углу свет. Во всех комнатах, в кухне, в ванной, в сортире и даже в кладовке… Это помогло: он заснул.
По счастью, был человек, которому Владимир Игнатьевич мог раскрыть душу, не опасаясь насмешек и унизительных намёков насчёт психиатра. Этот человек зачастую бывал жутким хамлом, а про Фрейда если когда и слышал, то мимолётно. Зато он прекрасно чувствовал границу между опасностью мнимой и реальной. И если требовалось, умел справляться с обеими.
С Виталиком Базылевым они встретились на Мишкиных сороковинах. Гнедин к тому времени был уже издёрган бессонницей до предела. Одноклассники выпили за помин, и тогда-то Владимир Игнатьевич вывалил Виталику всё как на духу.
– Я, по-моему, следующий… – сказал он, и губы натурально запрыгали.
Прозвучало пафосно до отвращения. Однако Базылев помнил, что в школе Вовка действительно иной раз чётко угадывал, кого следующего вызовет к доске строгая математичка. Может, он и теперь не ошибся, печёнкой угадывая в потёмках какую-то неясную, но жуткую тень. И всесильный лидер пулковской группировки лишь рубанул ладонью, чуть не перевернув стол: