Тающий след - стр. 13
– А что в них такого? – Ваня уставился на ближайшую табличку.
– А вот смотри.
Они стояли у «Прыгающей лошади» Констебла. Под именем художника и названием картины было обозначено место ее «прописки» – Королевская академия искусств, Лондон. И рядом изображено помпезное здание.
– Я представляю, как туда вхожу, – торжественно сказала Вера. Перешла к «Анжелюсу» Милле и указала на силуэт музея Орсе на табличке: – А теперь я поднимаюсь по этим ступеням. Потом по этим, и по этим – и все двери распахиваются передо мной. Понимаешь?
– Понимаю, – воодушевился Ваня Ершов. – Возьми меня с собой. Я тоже хочу восходить по классическим лестницам.
– Ну давай и ты восходи. Ты вроде не мешаешь. Я хотела во всех этих галереях вот так побывать, чтобы, когда я там окажусь на самом деле и буду подниматься по настоящим лестницам, вспомнить, как это уже было. И все зарифмуется.
– А когда ты там окажешься?
– Совсем скоро! Я выиграла грант. Осталось сдать госы, получить диплом, и я поеду в Италию, и проведу там целый год! И буду потом заниматься культурной журналистикой!
Солнечные зайчики плясали по паркету и стенам. Казалось, их источником было не окно, а сама Вера, излучавшая столько счастья, что оно заполняло все пространство вокруг нее, и им не жалко было поделиться с первым встречным.
Они поднялись по ступеням варшавской, амстердамской, венской галерей, а потом перед ними опять оказался Амстердам с ботинками Ван Гога, а потом – снова «Адам и Ева» Климта, огромные, золотые.
– Мы ходим по кругу, – весело заметила Вера. – А твоей компании нигде нет. Наверное, ушли на третий этаж.
Зал постепенно наполнялся посетителями, и восходить по ступеням среди них расхотелось. Посторонние портят игру. А Ваня не был посторонним: первый раз они встретились на интервью в день памяти Пушкина, а второй раз в Пушкинском музее – это тоже зарифмовывалось.
– В любом общественном здании есть две точки схода, где потерявшиеся имеют шанс найтись, – буфет и туалет. Пойдем в буфет, – предложил Ваня и уточнил: – Можно тебя угостить, или ты из таких девушек, которые сами за себя платят?
– Я из таких, – подтвердила Вера.
– Что, и пальто нельзя подавать? И цветы дарить?
– Я не люблю цветы в вазе. Они быстро умирают.
– Я вообще-то тоже… А как же за тобой ухаживать?
– А ты собираешься за мной ухаживать?
– Да вот он где! Он в буфете все это время сидел!
Громкоголосые ершовские друзья появились в точке схода, но, заметив, что сидит Ваня с девушкой, свернули шуточки и скромно уселись за дальний столик. Вера узнала среди них Катиного брата Алешу, а еще – Ирину, редактора Катиных газеты и радио, хотя видела обоих только однажды, в тот же день, что и Ершова. Ее радовало любое подтверждение профпригодности, особенно – своей фотографической памяти.
– Твои друзья – из Белогорска? – удивилась Вера.
– Ну да. Я сам теперь из Белогорска. Моя компания получила там большой заказ, усадьбу историческую будем реставрировать. Так я туда перебрался, чтобы не ездить каждый день.
Звук был отключен, как и положено в музее, но мобильник прыгал в кармане, давая о себе знать. На экране была надпись, которую Вера видела крайне редко, всего пару раз за эти три года: «МАМА». И сразу поняла: Италии не будет. Не будет ничего. Она не взойдет ни по одной лестнице. Мама возвращается домой. Закончилось очередное женское счастье, вместе с деньгами за бабушкину квартиру.