Тайрин. Семь прях. Книга 3 - стр. 21
Стоять в углу теперь было даже весело. Но скоро этих двенадцати слов стало мало. И Тайрин старалась больше не попадать в угол. Ведь она заметила еще одну странность мастера над словами Гуты: когда он переписывал книгу, он всегда проговаривал то, что писал. А сидел он рядом с Тайрин, за столом Диноры, которую перевели в подметальщицы, говорил, что здесь свет лучше. И однажды он переписывал книгу, в которой была всем известная песенка про овечку. Тайрин знала ее наизусть, бабушка часто пела ее, говорила, что в этой песенке все про Хофоларию, хоть книжники не подозревают об этом. Овцы на зеленых пастбищах, злющие волки, отважные пастухи… И когда через какое-то время мастер Гута дал Тайрин эту же книгу про овечку, чтобы перерисовать картинки для нового заказчика, она побрела по закорючкам-буквам, как по путеводной нити, шепча слова знакомой песенки и узнавая кулек для конфет – «у», змейку – «с», табурет – «т», калитку – «и». Она понимала теперь, как звучат многие из этих закорючек, и нетрудно было понять, как звучат остальные, ведь песенку про овечку знали все.
Она смогла песенку про овечку про-чи-тать.
Открытие ошеломило Тайрин.
И с этой минуты она стала вести себя тихо-тихо. Никто не должен догадаться, что она умеет читать. Страшно подумать, что с ней сделают, если узнают. Мастер над словами Гута, наверное, выпорет ее розгой, а потом сдаст особому ведомству книжников, которые следят за порядком во время праздников и Громких чтений, проводят обыски и приходят по ночам за тем, кто был замечен в неуважении к императору. Всю их семью сгноят в тюрьме или вообще убьют. Голова у Тайрин шла кругом, она боялась так, что не смела поделиться даже с Тинбо, от которого у нее никогда не было секретов.
Но она уже не могла остановиться. В крови ее разливался жар – ей хотелось читать все больше и больше, и она шла по тропинкам букв. Спотыкалась, но шла. К счастью, в последнее время мастер Гута давал ей перерисовывать только детские книжки: буквы там большие и не толкают друг друга, дают место, чтобы отличить одну от другой. Истории в книжках были просты, зато она могла разобрать их и поглощала, как Тинбо – бабушкины пироги.
Город состоял из букв. Вывески, объявления, афиши… Сколько слов, сколько нового! Тайрин перекатывала их, как леденцы во рту, перебирала, как четки, смаковала, повторяла много-много раз. Это был шепот вселенной, и Тайрин прислушивалась к нему с жадностью умирающего от жажды.
– Что они сделали с нашей девочкой? – горевала бабушка.
Тайрин больше не танцевала, не вскакивала во время обеда, чтобы пройтись колесом по комнате, не бегала – она только и делала, что бормотала себе под нос. Слова, слова, слова! Мир, оказывается, наполнен словами, пропитан ими! Почему же она раньше этого не замечала? Да, она не умела читать, но слова и раньше были, она слышала их, она их говорила, но тогда они были как воздух, который не ощущаешь, они были чем-то неподвластным ей, а теперь… теперь она могла брать их, черпать ладонью, вдыхать их аромат или морщиться от их вони, она могла их есть, их гладить, она могла ими уколоться.
Она владела ими.
И только теперь поняла, почему переписчиков называют мастерами над словами.
Мир изменился навсегда. И в первую очередь – мастер Гута. Он больше не отправлял ее в угол, даже если она случайно проливала воду или ставила кляксы. Тайрин вжимала голову в плечи, ожидая злобного окрика, но мастер Гута лишь бросал: