Тайный брат (сборник) - стр. 33
Теперь серкамон пел. Павший под ударами мечей на поле брани, и тот, кто в бою сорвал с древка желтое знамя султана, и кто щедро проливал водянистую кровь неверных, не щадя ни женщин их, ни детей, и кто замертво падал весь в щетине от вонзившихся в него стрел, все они счастливы! – так пел серкамон. Счастлив любой, поднявший свой меч на неверных, – он спасен! Те, кто в неволе, они грызут жесткий тростник, они пьют тухлую воду из вонючего бурдюка, их кусают москиты и мелкие твари, и все равно они тоже спасены! Так угодно Богу.
Серкамон сверкал желтыми глазами, пугал толпу.
Монжуа! Он пел и снова возвращался в не такое уж далекое прошлое.
Одиннадцатого июля 1191 года крепость Акра наконец пала. На каменных, разбитых катапультами башнях взвились латинские знамена. Церкви, обращенные неверными в мечети, вновь были освящены. Уцелевших жителей города толпой выводили на дымящиеся площади, а тех, кто еще прятался и боялся выходить, выкуривали огнем и дымом из погребов и подвалов. Часть защитников Акры, схваченная с оружием в руках, была сброшена копьями с высоких стен, часть уведена в Антиохию для продажи. Было взято все золото, все драгоценные камни, а еще Святой крест. Из мрачных темниц вывели тысячу шестьсот пленных пилигримов. А неверных, попавших в руки, убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых. Устав работать мечами и кинжалами, паладины падали на колени, вознося хвалы милостивому Господу, отдавшему в их руки такой богатый город. Много было спасено пленных странников, ранее попавших в руки неверных, но среди них не оказалось барона Теодульфа, уведенного сарацинами в суматохе куда-то вглубь Святой земли, все еще попираемой неверными. Не оказалось неистового барона и среди тех, кто шел с летучими боевыми отрядами к Иерусалиму, встречая на пути волнующие слух чудесные имена – Каифа, Капернаум, Назарет, Вифлеем. «И каждый вечер, – писал один из очевидцев, – когда войско располагалось лагерем в поле, прежде чем люди уснули, являлся некий человек, который громко кричал: «Святой Гроб! Помоги нам!» И все падали на колени, и кричали вслед за ним, и в мольбе поднимали многочисленные руки к небу, и плакали. А он снова начинал и кричал так трижды. И все бывали этим сильно утешены».
Вот подходит пора, неверные вновь сдадут Яффу!
Толпа тревожно прислушивалась к высокому, чуть хрипловатому голосу серкамона, переводя взгляды то на него, то на хозяйку Процинты. Никто не понимал, чем, собственно, не угодил серкамон Амансульте, но все чувствовали, что он ей чем-то не угодил. И когда серкамон умолк, Амансульта выпрямилась в седле.
– Выбросить его из деревни!»
XVIII
«…его и выбросили из деревни.
Но почему? Разве Амансульта не поддерживала неистово идею нового святого странствия? Разве не хотела она как можно быстрей освободить гроб Господень и изгнать всех неверных из Святой земли? Разве сам великий понтифик апостолик римский папа Иннокентий III неустанно не зовет паладинов к новому походу? Разве, наконец, родной отец Амансульты барон Теодульф не томится в неволе у сарацинов?
Почему Амансульта приказала выбросить серкамона из деревни?
Ганелон не понимал. Истомленный духотой дня, он поднял голову.
Смеркалось. Неужели Амансульта все еще спит в траве? Осторожно, стараясь не зашуршать ни веточкой, ни листком, Ганелон поднялся чуть выше по склону. Сейчас он увидит спящую Амансульту. Сейчас он увидит ее прекрасные смеженные сном глаза, ее волнистые волосы, может, обнажившееся плечо. О, дева Мария! О, Иисусе сладчайший!