Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - стр. 48
Я спросил у Карповой: «До Ники доходили слухи, что она дочь Вознесенского?» – «Конечно. Ника же, как улитка, прилипала ко всем нашим разговорам». По этому поводу вспоминается еще одно посвященное Вознесенскому стихотворение Ники «Я позвонила Вам в ночь…», которое при ее жизни не было опубликовано:
Интересно, что в этом стихотворении Ника вначале обращается к нему на «Вы», потом неожиданно переходит на «ты» и в конце – снова на «Вы». Это стихотворение в семье Ники никогда не обсуждалось. Об этом и другом – в части III книги.
Карпова рассказывала, что, когда Ника с Майей жила на даче Пастернака, Вознесенский ходил за забором и все время смотрел на Нику. Потом неожиданно прислал Майе телеграмму такого содержания: «Безголовую белую Нику для меня сохрани». Карпова прокомментировала это так: «Она действительно была безголовая», а на мой вопрос: «Почему белую?» – ответить не смогла. В другой раз, когда я спросил, что означают эти слова поэта, Карпова ответила: «Не знаю. Эту тайну Майя унесла с собой». К счастью, она унесла не все тайны. Открою читателям одну из них. Карпова обманула меня, изменив слова Вознесенского из его стихотворения «Посвящение»[82], написанного в 1979 году (на даче Пастернака Майя и Ника жили в 1984 году) и адресованного Музе поэта, которой Майя никогда не была:
Здесь под безголовой белой Никой подразумевается крылатая богиня победы Ника Самофракийская, безголовая мраморная (потому и белая) скульптура которой находится в Лувре. Что и говорить, знала Майя творчество Вознесенского!
Оставим в покое Андрея Андреевича, тем более что, как я понимаю, многие сыновья и дочери могли претендовать на родственную связь с ним, известным человеком, которого можно было шантажировать разглашением тайны несуществующего отцовства. Поэтому перейдем к вещам более реальным, а именно к рассказу Карповой о другом человеке, который мог быть настоящим отцом Ники.
«Торбин. Георгий Торбин. Он был намного старше Майи. О нем мне не просто рассказать. Я работала в библиотеке дома Спендиарова[83], в котором размещался Дом культуры медработников, где Торбин был режиссером оперной студии, ставил “Евгения Онегина” и “Пиковую даму”. Он закончил музыкальное училище и собирался поступать в Ленинградскую консерваторию. Торбин прекрасно пел, голос у него был, как у Юрия Гуляева[84]. Высокий красивый мальчик, он и внешне чем-то был похож на известного певца. Фигура и походка у него были, как у балеруна. За внешностью не следил и был беден.
Несмотря на то, что я была намного старше Торбина, он влюбился в меня. Но между нами ничего не было. Я Майке рассказала о Торбине, и она сама с ним познакомилась. Как? Не знаю. Возможно, ей помогло ее нахальство. Могла, к примеру, сказать ему, что здесь работает ее мама. В первые дни знакомства она могла околдовать любого мужчину, до тех пор пока он не увидит ее больной в постели. Буквально через два дня Майка приходит и говорит мне: “Я выхожу замуж за Торбина, у меня беременность полтора месяца. Ребенок должен иметь отца, ради этого я пойду за него”. А у Торбина были гражданская жена и сын, которые до встречи его с Майей переехали из Ялты в Самару. Причем жена была старше Торбина.