Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - стр. 34
Майю и Карпову очень порадовало мое сообщение о том, что Светлана Кедрина[67] сказала: «Раньше Ника была с Евтушенко, а теперь – с Ратнером». Майя твердо произнесла: «Ты совершил подвиг, выпустив Никину книгу». Я ответил, как в советские времена, что так на моем месте поступил бы каждый. Майя запротестовала: «Нет, нет, это действительно большой подвиг, тебе надо за Никушу памятник поставить».
10 октября 2007 года. В этот день мне исполнилось 60 лет. Одно из самых теплых поздравлений было от Майи и Карповой. Майя: «Ненаглядное счастье наше! Ты талантливый поэт. Я очень тебя люблю. Машка звонила и просила тебя поздравить. Даю маму». Карпова: «Сашуля, ты юный наш прекрасный мальчик. Гордимся тобой, счастья тебе, маленький ты мой. Сашка, как мы любим тебя, так тоскуем, что не рядом с тобой! Ты в наших сердцах. Мы с Майкой читали твою книжку “Стружки снега”[68] и поражались, откуда у тебя находятся такие слова. Как тебе не стыдно быть таким талантливым? Бессовестный! Целуем тебя и любим, слюнявим, облобызываем, прикасаемся к твоим сильным плечам».
26 ноября 2007 года. Мы приехали втроем – с Мариной и Вадимом. Дверь открыла Майя. Она была, как никогда, хороша собой: распущенные светлые волосы с неизменной челкой, открытое, без огромных очков, красивое лицо – копия Ники; на ней были джинсы, бордово-розовая кофточка с довольно глубоким декольте, поверх которой на плечи наброшенная черная теплая кофта. Мы трижды расцеловались, от Майи струился нежный аромат духов. Такой я ее видел впервые. Представляю, какой она была в молодости. Не зря устоять перед ней не могли великие мужи мира сего.
Стол уже был накрыт и по всем правилам сервирован. Мы разлили водку, и сразу же встала Майя, поздравила исключительно тепло меня с юбилеем, тут же встала рядом с ней Карпова и продолжила тост, употребляя, как и ее дочь, лестные эпитеты, на которые они были всегда щедры и охочи. Надо сказать, что Майя – прекрасный кулинар. Пир был настоящий. Пили даже за случайно заглянувшую соседку-татарку Хадижу-джан. Все тосты предлагал я, один из них был: «Всем в пику – за Нику!» Мы чокнулись, Вадим оторопел – ведь за ушедших обычно не чокаются, но Майя ему пояснила: «А Нюрка с нами, она жива». Дошла очередь и до Маши. Я сказал в рифму: «Чтоб у тебя, Егорова, / Всё получалось здорово!» и затем добавил: «За то, чтобы у Машки / Не были промашки».
Карпова сказала, что это надо записать, а Майя, не глядя, достала из ящика буфета почтовую открытку 1967 года выпуска и дала ее мне. На обороте открытки было стихотворение Ники, написанное ее рукой. Я прочитал его сначала вслух, потом про себя. Меня потрясла последняя строфа, которую воспроизвожу такой, как в оригинале:
«Когда Ника написал эту вещь?» – спросил я. Майя ответила, что лет в двадцать, точно не помнит, важно, что в зрелом возрасте.
Часто Майя прерывала Карпову, когда считала, что та говорит что-то лишнее. Однажды Майя даже попросила ее выйти с ней на кухню. Она была и оставалась цензором в этой семье. Даже когда Карпова пошла провожать нас к машине, Майя открыла зарешеченное окно и шутливым голосом спросила: «О чем это вы там без меня говорите?»
19 апреля 2008 года. Майя позвонила мне на мобильный телефон: «Я тебе пожалуюсь (плачет). Больше терпеть не могу. Не хочу ни есть, ни пить. Скарежила меня боль в крючок, сводит горло так, что не могу проглотить воду. Мама, бедная, крутится всю ночь вокруг меня. Если не ты, мы погибнем. Что я за сука! Может, я неправильно всю жизнь делала, не надо было ее рожать». – «Майечка, разве, забеременев, вы могли знать, кого родите, что это будет Ника с такой судьбой?» – спросил я, понимая, что речь идет совсем о другом, к чему Майя подводила меня. «Я состою из одних денег. Меня можно распиливать, как слиток золота. И я, и мать в полном отчаянии. Я, конечно, держусь, но Маше это не нужно, она говорит: “Ну что ж, терпеть надо, мама”. Я все равно ее очень люблю. Я завишу от денег, от горшка, от воды, если ее мне поставили. Я матери плакаться не могу, она расстраивается. Сейчас ее нет – она пошла в аптеку. Я знаю, что ты все сделаешь. Если б мы были в одном городе, все было бы иначе.