Тайны старого Петербурга - стр. 9
– Ну хоть полстаканчика бы кто налил! – взмолился дядя Ваня.
Мне стало его искренне жаль, но у меня в самом деле не было ни грамма. Иван Петрович – человек с золотыми руками, а для того, чтобы они работали еще лучше, требовалась небольшая внутренняя смазка, о чем знали все жители нашего микрорайона, обращавшиеся к дяде Ване за помощью. Он чинил всю домашнюю технику, причем брал за свои труды очень умеренную плату – ну и, конечно, всегда просил налить, что радостные хозяева вновь заработавшего добра и делали.
– Я без полстакана туго соображаю! – не унимался Иван Петрович. – Как механизму смазка требуется, так и мне для работы нужно разогнать кровь по жилам. То есть венам. В общем, по организму. Мой организм…
– После того, как выскажешь хоть одно дельное предложение, получишь, – перебила соседа Ольга Николаевна.
– Так, значит, есть? – тут же оживился дядя Ваня.
– После поступления от тебя конструктивного предложения, – сказала Анна Николаевна.
Дядя Ваня вскочил со своего места с проворством, которому позавидовал бы и двадцатилетний парень (а Ивану Петровичу зимой стукнуло шестьдесят два), вытянулся перед старушками Ваучскими по стойке «смирно» и отрапортовал, что готов приступить к выполнению любого задания. При этом не преминул добавить, что лучше бы все-таки с авансом. Кот замяукал – тоже любил авансы.
Ольга Николаевна с Анной Николаевной закатили глаза. Иван Петрович перевел умоляющий взгляд на меня. Я развела руками. У Ольги Николаевны все-таки было доброе сердце – она, вздохнув, удалилась с кухни и через несколько минут вернулась с бутылкой.
Много ли нужно человеку для счастья?
С другой стороны, Иван Петрович теперь был готов к любой работе. Он и в самом деле гораздо лучше трудился со смазкой.
Я же тем временем немного пришла в себя от услышанного и хотела теперь узнать подробности, спросила:
– Где может находиться клад? Хотя бы один…
Старушки ответили, что где угодно. В любой из стен на нашем пятом этаже, под полом, в любой из печей (в нашей квартире сохранились две – в нашей с Сережкой комнате и на кухне; причем печи были в рабочем состоянии, только мы их не использовали).
Не желая лишний раз пугать бабулек, я до этой минуты не рассказывала им об увиденном в соседней квартире, когда-то составлявшей единое целое с нашей и принадлежавшей предкам Ольги Николаевны и Анны Николаевны, но теперь поведала. Старушки переглянулись. Дядя Ваня с Сережкой возмутились: как же так, кто-то тоже ищет наш клад? И занялся этим раньше нас?
– Клад не твой, – одернула я сына.
– Если мы хоть что-то найдем, он будет нашим общим. Мы – одна семья, – твердо заявила старшая Ваучская. – У нас с Ольгой, как тебе известно, Марина, никого нет. У Ивана – тоже. А вы с Сережей о нас в старости позаботитесь. Уже заботитесь. Если бы не ты, Марина, меня бы, может, уже на этом свете не было…
Анна Николаевна смахнула слезу. Я велела ей прекратить петь мне дифирамбы, хотя знала, что она имела в виду: полтора года назад Анна Николаевна сломала шейку бедра, поскользнувшись у самого парадного. Ольга Николаевна как раз в то время лежала с воспалением легких. Я месяц бегала из больницы в больницу, потом ухаживала за ними обеими дома. Выходила. Старушки теперь были здоровы – в той степени, в которой позволял их возраст. Именно после той их болезни они завещали мне свою комнату. Комната дяди Вани была завещана Сережке.