Тайны Сирамизы - стр. 1

Некромант возвращает часть утраченного разума и души, не успевшей отойти далеко от хладного тела. Она охвачена агонией угасания. Она застывает в одном мгновении, не в состоянии ни двинуться назад, ни уйти туда, куда ей положено, упокоиться в слоях посмертия.

Некроманту близок холод и тлен, его власть над мертвыми безгранична. Он делится с ними своей энергией, а потому живет и притягивается к ней и вынужден служить тому, кто способен поделиться с ним источником, питающим его силы. Он черпает их из смерти через демона посмертия. Через шакала.

Некромантией грешил Дом времени, и там эти люди почитались. Сам герцог Аллартис был некромантом, и он был тем, кто приручил демона из посмертия. Эригала. Шакала.

Демону понравилось в мире живых больше, чем вне его, и он заключил с герцогом сделку: у него будут неприкасаемые владения и полная власть в тех местах, взамен станет проводником для некромантов.

Герцога давно уж нет, и память о нем превращается в пыль, рассеивается по Нарсаму, но регент соблюдает соглашение, потому все некроманты тянутся в те места, у них свободный вход в бледные леса. Только вот демон-шакал – не отрешенный от мира некромант, его разум извращен, а алчность безгранична. Его стремления простираются далеко за пределы Джауры. Он хочет расширить границы своих владений до самой бездны Садана, поглотить и ее, а для этого ему нужен змей, связь и путь в изначальную бездну.

Ему нужен герцог, клятвой которому связан Асафи́.

Ну либо что-то равнозначное

Мысли бились в агонии.

Беспорядочно проносились обрывки, образы. Боль, ее отголоски – они оказались неимоверно сложными, огромными. Необъятными. Ни разу за всю свою недолгую жизнь не доводилось испытывать подобного, все, что было прежде – вдруг оказалось пустяком по сравнению с новой реальностью.

Как огонь. Синее и злое, это пламя безжалостно, оно опалило изнутри, растеклось по венам, проникло под кожу. Воспламенило и сожгло в адских кострах, а после продолжило терзать и пепел, что остался.

Ни голоса, ни разума.

Не было больше рук, ног, не осталось ничего целого, ад высосал и испепелил, но боль никуда не ушла. Она нарастала, наваливалась, замедляя сердце, тяжело бухающее в отчаянном усилии сохранить жизнь, удержать ее.

И тогда пламя отступило; уступило место белому, усмирившему муки расставания души с телом. Изнеможенный вздох разметал тлеющие угольки, открыл лед. Ослепительные льдины и узор в них.

Прекрасный на самом деле. Волшебные воспоминания, суть которых потихоньку ускользала, покрывалась слоями, обволакивалась паутиной времени.

Голоса стали отдаляться, как и лица; они скрывались, наслаивались, утекали как вода, вернуть которую уже не получится. Сама боль таяла, отсекалась покровами, оставалась где-то там, вне, позади. Далеко. И вместе с ней там же терялось нечто важное, к чему влеклась нить сознания, все еще прочная, грубо сминая собой призрачные слои.

Белый огонь продолжал гореть ровно и мягко, совершено не причиняя прежних мук. Он будто добрый друг окутывал и успокаивал ужас смерти, жуткую тоску по тем, кто остался по другую сторону. По глазам, в самый неожиданный момент мерцающим той же россыпью трещин, что покрывала путь, уводящий вперед.

Душа замерла, связь с телом натянулась. Нить между ними дрогнула, едва заметно шелохнув все те невесомые покровы, затянувшие тайны посмертия.

Душа обернулась, она сделала шаг назад. Вопреки влечению туда, где покойно и куда не достанут более печали, вразрез с течением, против вечного порядка, но ее не отпускали.

Нить раскалялась, связь с телом восстанавливалась.

Еще ближе ее подтащили. Грубо, подло прервали ход, сломали равновесие, попирая изначальные устои.

Боль возвращалась. Мир окрасился вдруг и так резко, что душа, рухнув в него, лишившись ласковой тиши, закричала в ярости, обманутая и напуганная.

Лин не замечал крови, стекавшей по подбородку. Хрипел горлом, пытаясь дышать и не выпустить озверевший сгусток энергии, который ему удалось вытащить наружу и засунуть в тело Тай, и который никак не желал оставаться там, боролся со свирепостью демона. Сила, какую никогда бы не заподозрил в столь слабом человеке ранее, внушала ему тихий ужас; тряслись не только руки, губы, но и все нутро перевернулось и пыталось теперь вытечь горлом, носом. Текло из ушей, воротник пальто покраснел, намок и следом примерз к шее.

В который раз прикусил язык, пока стискивал зубы. На змея, контролировавшего всякое движение, не смотрел, да и не требовалось это – его воля подавляла любой бунт против.

Она кричала, и визг пронзительный, протянувшись над лугом, долетал до самой Хилескоры, заставляя в ужасе сжиматься жителей, лезть под одеяла и возносить торопливые молитвы всем, кого могли только вспомнить, даже регенту.

– Не смогу…

Белый змей придавил ладонями плечи Тай, рвущейся вверх, удерживал ее на земле. Быстрый взгляд на некроманта, и тот едва не потерял сознание, отшатнувшись от холода, краем дыхания его зацепившего. К конечностям, почерневшим от огня, и прилип глазами, отыскивая в себе силы, которых остались крохи по сравнению с начальным резервом.