Тайны гениев - стр. 51

Иисус начинает нервничать по мере приближения предательства и Смерти.

Кульминация этого страха – в эпизоде «моления о чаше».

Вчитайтесь внимательно в то, о чем говорит Иисус:

«И отошед немного, пал налицо Свое, молился и говорил: Отче мой! Если возможно, да минует Меня чаша эта».

Да ведь это же ужасно!

Представьте себе, что молитва сына обожгла бы сердце самого милосердного в мире Отца, и сказал бы Он:

Да что же это я делаю!?

Обрекаю на страшную смерть родного сына!?

Все отменяю!

Иди ко мне, родной!

Не будет распятия, крови, боли – ничего этого не будет!!!

Но ЧЕГО ЕЩЕ не будет?

Представьте себе мысль Христа:

если отец сжалится

и жертва не состоится – значит,

не будет Баха и Достоевского,

Рембрандта и Гете,

фресок Микеланджело и григорианского хорала,

не станет Руанского собора и собора в Севилье,

не будет икон Рублева и храма Покрова на Нерли.

Не станет того грандиозного защитного фона над Планетой, который, будучи вдохновлен христианством, спасает нас от обвинений в тотальной бездуховности и бессмысленности нашего существования.

Поэтому дальше Иисус говорит:

«впрочем, не как я хочу, но как ты».

Вот это и есть вторая половина фразы в «молении о чаше».

В Евангелии от Матфея между обращением сына к отцу о спасении и его отменой

нет никаких пауз – только точка с запятой,

но по сути между этими двумя половинками – пауза размером с цивилизацию.

Итак:

«Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси».

Но к кому обращается с подобной же просьбой Гамлет?

Конечно же, к своему отцу и литературному создателю Шекспиру.

Так вот о каком «далеком отголоске» говорит Гамлет!

Правда, дальше идут иные, чем в Евангелии, слова, хотя я уверен, что

Иисус подписался бы под каждым из них.

Гамлет говорит отцу:

«Я люблю твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль»

и дальше:

«Но сейчас идет другая драма,

И на этот раз меня уволь».

Что за нелепость!!! Что за неподходящее слово: УВОЛЬ!!!

Ни Христос, ни Гамлет не могли произнести подобного слова, ибо

оно – из другого измерения, его может использовать человек из иного времени.

Правильно! Он-то и появился – наш четвертый герой. Кто же он?

Сам автор стихотворения – Борис Леонидович Пастернак – из XX века. Из коммунистической страны, где, как во времена Христа и как во времена Гамлета,

«.. продуман распорядок действий И неотвратим конец пути».

Христос был предан распятию,

Гамлет был предан смерти,

и Поэт говорит о себе:

«Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить – не поле перейти».

Он, Пастернак, тоже предан.

Предан системой, друзьями, поклонниками, коллегами.

Он изгнан из Союза писателей, ему боятся звонить, его шумно и публично осуждают его вчерашние друзья.

И все из-за романа «Доктор Живаго» – одного из крупнейших романов XX века, который он написал в своей стране.

Советская цензура запретила печатать роман, книга была предана анафеме. И Пастернак дал согласие напечатать его за границей, что в то время было равносильно самоубийству.

Пастернака не сгноили в ГУЛАГе, не расстреляли, но практически уничтожили более изысканым способом —

полным бойкотом, психологической травлей, лишением творческого статуса, непризнанием его как творческой личности.

Итак, стихотворение Пастернака «Гамлет», состоящее из 16 строк, охватывает две тысячи лет развития человечества.

В нем шесть участников: