Тайная жизнь пчел - стр. 11

Я взглянула на Розалин, которая сидела, тряся головой и бормоча: «Бог милосерден» – при этом она выглядела такой недоверчивой и счастливой, как люди по телевизору, когда они правильно отвечают на вопрос, сто́ящий миллион долларов.

Я не знала, радоваться за нее или волноваться. Выходя из церкви, люди говорили исключительно о неграх и об их гражданских правах. Кто выиграет: команда белых или команда цветных? Как будто это был вопрос жизни и смерти. Когда этот священник из Алабамы, преподобный Мартин Лютер Кинг, был арестован в прошлом месяце во Флориде за то, что хотел поесть в ресторане, люди в церкви вели себя так, словно команда белых выиграла звание чемпиона. Я понимала, что, узнав сегодняшние новости, они не станут сидеть сложа руки – ни за что на свете.

– Аллилуйя, Иисус, – говорила Розалин, сидя на своей скамеечке. Блаженная наивность.

Розалин оставила обед на плите – ее знаменитый тушеный цыпленок. Накладывая тарелку Т. Рэю, я размышляла о том, как заговорить с ним на деликатную тему моего дня рождения. Он всегда игнорировал мой день рождения, но каждый раз я, как дура, надеялась, что в этом году все будет иначе.

Мой день рождения совпадал с днем рождения нашей страны, отчего помнить о нем становилось еще труднее. Когда я была маленькой, то думала, что люди запускают ракеты и фейерверки из-за меня – ура, Лили родилась! Но затем иллюзии рассеялись, как это обычно и происходит.

Я хотела рассказать Т. Рэю, что все девочки любят серебряные браслеты, что на самом деле в этом году я была единственной девочкой в Силванской средней школе, у которой не было такого браслета, и что главной фишкой обеденного перерыва было стоять в очереди за обедом, позвякивая запястьем и демонстрируя всем коллекцию своих амулетов.

– Итак, – сказала я, ставя перед ним тарелку, – в субботу у меня день рождения.

Я смотрела, как он вилкой отковыривает мясо от косточки.

– Я просто подумала, что хорошо было бы иметь один из тех серебряных браслетов, что продаются в торговом центре в городе.

Дом скрипнул, как это часто с ним бывало. За дверью негромко гавкнул Снаут, а затем стало так тихо, что я могла слышать, как во рту у Т. Рэя перемалывается еда.

Он доел грудку и принялся за бедро, время от времени сурово поглядывая на меня.

Я было начала говорить: «Так как насчет браслета?» – но тут до меня дошло, что он уже ответил, и тогда какая-то грусть поднялась во мне. Она была нежной и прохладной и на самом деле не имела ничего общего с браслетом. Теперь я думаю, что это была грусть, вызванная скрежетом вилки о тарелку, звуком, заполняющим все пространство между нами – пространство, в котором больше не оставалось места для нас самих.

В ту ночь я лежала в постели, слушая пощелкивание и жужжание в банке с пчелами, ожидая, пока не станет достаточно поздно, чтобы можно было прокрасться в сад и выкопать коробку с вещами моей мамы. Я хотела лежать в саду, лежать и чтобы эти вещи меня убаюкивали.

Когда темнота вытянула луну на середину неба, я вылезла из постели, надела шорты и блузку без рукавов и тихонько заскользила мимо комнаты Т. Рэя, двигаясь как на коньках. Я не видела его ботинок, которые он поставил прямо посередине коридора. Когда я упала, дом сотряс такой грохот, что храп Т. Рэя изменил свой ритм. Сперва храп совсем прекратился, но затем возник вновь, предваренный тройным похрюкиванием.