Тайная зависимость - стр. 21
Когда собираюсь лечь спать, раздается стук.
Либо родители пришли напомнить, не запирать двери на ночь, либо… я так и знала. Открываю.
– Катрина?
– Я все слышала. Рассказывай, если не хочешь, чтобы я рассказала папе про Алек… – Маленькая заноса в моей тощей заднице.
Я закрываю сестре рот, не дав договорить про Карраса. Затаскиваю младшую внутрь. Катрина забирается под мое одеяло. Я ложусь с другой стороны. Она не даст мне уснуть, пока все не выведает. Собирать сплетни в ее крови.
– Что? – Раздражаюсь под взглядом сестры. Она жаждет подробностей.
Не хочу утолять ее голодный на информацию мозг, но приходится. Начинаю с чего попроще – факта.
– Алекс сегодня защитил меня от Маккензи.
– Это я уже слышала. – Фыркает и закатывает большие карие глаза.
– Больше нечего рассказывать.
– Он тебе нравится?
А вот этого я никак не ожидала. Лгу:
– Симпатичный парень, не более.
Катрина смеется и принимается щекотать меня, приговаривая:
– Значит нравится. Он тебе нравится, Алика.
– На свете много симпатичных людей.
– Дело не в этом. Когда ты говоришь про Карраса, твои руки в беспокойстве прихорашивают волосы.
Я изгибаю брови. И что с того, что я трогаю волосы?
– Алекс тебе нравится. Помнишь, как Розингс часто поправляла волосы в присутствии Романа? Это же невербальные сигналы! – И откуда она в пятнадцать обо всем знает? Такая маленькая, а уже сексуально-просвещенная. – Сигнал, которым Розингс намекала на симпатию к герою. А дальше, что было? Ты же помнишь? Она родила от Романа в конце книги!
Чушь какая! Средней Хеймсон надо разграничивать влажные фантазии и реальность.
– Ложись спать, Катрина.
Я не стану обсуждать такие вещи с младшей сестрой. Достаточно того, что она таскает мои романы втайне от всей семьи. Узнав, папа бы выпорол ее за такие вещи. Нахлебаемся мы еще с Катриной.
– Нет. Ну, Алика! – Она не оставляет меня в покое.
Не девочка, а беда. От Хеймсон не продохнуть. Сестра лезет обниматься, душит в своих детских и в то же время крепких объятиях.
– Что плохого в том, чтобы признаться?
Она еще маленькая, наивная. Не понимает многих вещей. Ей еще не разбивали сердце. В Катрине пока пылает огонь, она верит в неземную любовь, в легкость жизни, в то, что она самая-самая любимая всеми девочка, верит в счастливый и красивый брак с единственным и на всю жизнь. В мой мир грез метко стреляет отец. Раз за разом он подбивает мои пушистые крылья, проливая на землю воодушевленную кровь.
Мне нравится тот, кто не должен нравится – это по определению закончится плохо.
– Разве ты не знаешь, как папа отзывается о Каррасах? – никто не должен нас услышать, поэтому шепчу.
Сестра впервые за весь вечер замолкает. Мой вопрос заставляет ее задуматься и оценить объективность ситуации. Какое-то время я жду ответ, но его не следует. Мы засыпаем в тишине.
***
В наушниках песня Майли Сайрус «FU». Я витаю в облаках, в такт отбивая старым кедом по безупречно-отполированном полу школы Рутгерса. Запах чистящих средств не смущает меня. Постукиваю карандашом по наброску портрета, что начала на прошлой неделе и оглядываюсь. Ни души. Пока все проводят время за ланчем, я сбежала в свой собственный мир.
Рисование с детства успокаивает меня. Джес называет это медитацией, она обожает танцевать и говорит, что испытывает нечто похожее на мои чувства (я с ней делилась своими ощущениями). Когда со мной бумага, а между пальцев зажат карандаш, целый мир перестает существовать.