Тайная война воздушного штрафбата - стр. 7
Борис хорошо знал эту породу чиновников, готовых без счёта платить за собственный карьерный успех чужими жизнями. Но в том положении, в котором он теперь находился, надо было хвататься за любую протянутую тебе руку, пусть даже она принадлежит прокажённому. Поэтому Нефёдову пришлось пожать на прощание лапу негодяю, который недавно цинично отказался от его попавшего в беду сына и своего подчинённого.
Но это вовсе не означало, что Борис смирился с той ролью, которую ему уготовил гэрэушник. Ведь пробираться в раздираемую взаимными подозрениями дикую страну с миссией киллера означало стать ходячим мертвецом похлеще тех, что «производят» колдуны мрачного культа Вуду. У диктаторов, умеющих долгие годы удерживаться на троне, особый нюх на подосланных к ним убийц. Каждый такой великий плут обычно за версту чует опасность и без юридических формальностей отправляет подозрительных незнакомцев под топор.
«Не-ет уж, ищи других камикадзе», – мысленно ответил Борис генералу, но виду не подал, что несогласен с поручаемым ему заданием.
Однако мало просто показать фигу в кармане вербующему тебя в шпионы профессионалу. Ведь в таких случаях всё делается таким образом, чтобы «живой снаряд» не имел физической возможности отклониться от навязанной ему траектории. К счастью, Борис обладал некоторым опытом нелегального существования за границей…
Это было в 1936 году, когда молодого лётчика направили на гражданскую войну в Испанию. Тогда офицер Красной армии по чужим документам проехал чуть ли не через половину капиталистической Европы, один, без бдительного сопровождающего из НКВД. Из того путешествия Борис сделал главный вывод: чтобы иметь в роли нелегала максимальную степень свободы, необходим резервный запас денег и связей.
Поэтому уже на следующее утро Нефёдов отправился на поиски своего старого фронтового товарища – Лёни Красавчика по прозвищу Одесса. В последний раз они виделись почти два года назад на похоронах сослуживца, который, несмотря на почти годичную службу в 1943 году в штрафной эскадрилье, сумел после войны из капитанов дослужиться аж до генеральских погон и министерской должности.
Хотя и с некоторым опозданием, до Бориса регулярно доходили слухи о впечатляющей карьере Одессы. Впрочем, «карьера» – это было не совсем точное определение весьма верчёного-кручёного процесса наработки частного капитала в стране побеждающего социализма, в котором почти беспрерывно находился этот «ударник капиталистического труда». Более точно профессиональные метания талантливого комбинатора можно было назвать диким покером, чрезвычайно азартной и одновременно опасной игрой, когда на кону – пан или пропал, а в кармане – заряженный пистолет. И оконная рама – в пределах стремительного броска, предусмотрительно не запертая на щеколду на случай появления милиции с ордером на арест.
Впрочем, самому бывшему фронтовому лётчику и штрафнику нравилось другое определение. Весело в упор таращась наглыми лучистыми глазами святого и вора в одном лице на того, кому он начинал «шлифовать уши», ветеран полевых аэродромов, следственных изоляторов и психушек тюремного типа, которого редко кто в его жизни называл по имени-отчеству, упивался крылатой лёгкостью собственной мысли: «Это как в воздушном бою, дядя, когда и тушку сбитого Мессера хочется на свой счёт записать, и собственную задницу желательно вовремя убрать из-под пушек висящего у тебя на хвосте Фоккера, шобы не попасть под раздачу».