Тайная страсть Гойи - стр. 21
Альков. Кровать. И женщина, лежащая на кровати. Она не то чтобы красивая, завораживает отнюдь не красота, а яркая внешность. Белая кожа. Темные волосы. Глаза почти черные… Марина была блондинкой, но в чертах женщины проглядывалось несомненное сходство.
На первой картине она была одета в тонкую сорочку, на второй – обнажена, но нагота эта не выглядела неприличной. И все-таки Егор отвел глаза.
Тогда-то и заметил Марину.
Это было странно, не то, что он заметил, а то, что не увидел ее сразу. Как можно было не заметить? Она, лежала на полу, скрутившись калачиком, подтянув ноги к животу и обняв живот руками. А еще Егор ощутил резкий кисловатый запах, смутно знакомый.
Так пахнет рвота.
И еще кровь.
– «Скорую»! – закричал Егор, где-то осознавая, что вызывать врача уже поздно. – «Скорую»…
Марина была мертва.
Он все равно попытался ее поднять, удивляясь тому, до чего тяжела она сделалась. Перетащил на кушетку, а потом убрал стул, открыл двери.
– «Скорую» вызывайте, – сказал он Варваре, которая тянула шею, пытаясь разглядеть, что же происходит в комнате. – И полицию.
Егор сунул пальцы под галстук, потянул, точно желая избавиться от петли.
– Потом сказали, что она давно была мертва… Отравление мышьяком… А мышьяк в красках содержался… И самоубийство, скорее всего. Кто в здравом уме станет есть мышьяк? А когда про ссору узнали и про то, что она нервная была… В их логике все просто. Марина поругалась с любовником и решила, что жизнь окончена. Рядовой случай. Так мне объяснили.
– Но ты не поверил?
– Марина любила себя. Я не могу представить, как она решилась бы на такое…
Руки он убрал и галстук поправил.
– Откуда в доме взялись краски? Она была пьяна. И расстроена. И спала. А потом вдруг проснулась и решила умереть? И, вместо того чтобы взять снотворное, что и проще, и не так болезненно, Марина пошла искать какие-то там краски? Ей нужно было выйти из дому. Пройти к мастерской, а там Стасик… И быть может, они вновь бы поругались. Хотя Стасик утверждает, что больше ее не видел. Не верю… И вот она пришла к нему, незаметно проникла в дом. Он говорит, что спал. И крепко. А дверь не запер. Так что, теоретически могло быть и такое. Но все равно не верю!
Егор упрямо мотнул головой.
– И главное, среди всего развала, который там царит, Марина выбрала нужные краски. Там же далеко не все ядовиты! А она нашла, потом вернулась домой… Да если бы самоубийство было под влиянием момента, она бы десять раз одуматься успела! Но нет, она вернулась. Вошла в комнату. Заперла дверь за собой. И съела краски… И вот как она их ела?
– Не знаю, – сказал Макс. – Обыкновенно?
– Я никогда краски не пробовал, но… это неудобно, по меньшей мере. Вряд ли вкусно. Хотя, конечно, если она все-таки сама отравилась, то я допускаю мысль, что вкус значения не имел. У нее лицо было чистым, почти чистым, ее вырвало, но… То есть краски стойкие, а на губах ничего не осталось… Как такое получилось? Я спрашивал. Мне объяснили, что смерть наступила бы не мгновенно, что она успела бы и зубы почистить… Бред! Зачем закрываться в комнате, а потом уходить чистить зубы? Он ее отравил!
– Ты про Стасика?
– Больше некому. Он теперь наследник. И да, мы будем судиться, только это дело долгое, и не факт, что мы суд выиграем. – Егор поморщился, видно, воспоминание о судах за наследство к числу приятных не относилось.