Тайная сторона - стр. 2
В детстве Слава то ли не замечала всего этого, то ли попросту не обращала внимания. Она хорошо помнила, как бегала по этим темным лестницам с соседскими мальчишками, как лепила куличики в песке для посыпки улиц, который и песочницей-то не был, и как дед катал ее на скрипучей карусели, провернуть которую даже в те времена стоило огромных усилий.
Теперь же и двор, и подъезд казались чужими, неприветливыми, а от густой тьмы вокруг невольно вставали дыбом волосы на затылке.
В каком-то напряжении Слава позвонила в дверь. Спустя неприлично долгое время с той стороны донеслось приглушенное шарканье и настороженный старушечий голос:
– Кто?
– Здрасьте, теть Тоня. Это Слава Белова. Я за ключами.
Щелкнул замок, скрипнула первая дверь. По шороху и некоторому промедлению со стороны соседки Слава поняла, что та пытается разглядеть ее через глазок. Однако увидеть она могла разве что темный силуэт на темном фоне, и, будь девушка на ее месте, такого зрелища она бы наверняка испугалась.
Раздался еще один щелчок, и дверь наконец распахнулась, излив на площадку желтый свет.
– А, Слава, ты что ли? Боже мой, да тебя не узнать! Давно же ты деда не навещала, помню тебя еще вот такой. – Соседка изобразила рукой рост маленького ребенка. – А оно вон как вышло, с дедом-то…
Удивительно, но сама тетя Тоня за это время почти не изменилась: невысокая женщина с дряблой кожей, вторым подбородком и короткой стрижкой, она по-прежнему носила крупные очки на маленьком носу, халат в цветочек и рваные тапочки. От нее пахло лекарствами и домашней едой, но сильнее всего чувствовался едкий кошачий дух.
– Ага, – проговорила Слава, чтобы не казаться совсем уж невежливой, потому что понятия не имела, что ответить соседке. Разговаривать вообще не хотелось, ни с пожилой женщиной, которую она едва знала, ни с кем бы то ни было еще.
– А мы иногда с ним беседовали, с Виктором Ивановичем-то, – печально улыбнулась тетя Тоня. В прихожей за ее спиной показалась одна из кошек и поглядела на Славу, дергая хвостом. – На чай с пирожками заходил, а то ведь дети разъехались, совсем навещать перестали, все работа, работа. Вот иногда торт приготовить хочется, а угостить-то некого кроме соседей. Мне одной так тоскливо бывает, а как Виктор Иванович придет, то про зверушек расскажет что-нибудь эдакое из практики своей, то про литературу, то про театр, уже и не так тяжело на душе. Про тебя рассказывал много. Помню, гордился очень, что ты по его стопам в ветеринарию пошла и что в приют для животных устроилась. Дело-то хорошее, важное. А то тваринки и сказать не могут, если у них заболит что-то, и не узнаешь, пока совсем худо не станет. Ой, что-то Мурка моя в последнее время совсем вялая стала, может, съела что, а может от старости. Ей-то, дай бог памяти, лет пятнадцать уже. Может, зайдешь как-нибудь, Слава, посмотришь кошечку? А я тебе пирожков наготовлю, а то вон какая худенькая.
– Зайду, теть Тоня, – вежливо пообещала она, хотя уже несколько лет как забросила и учебу, и работу.
Она помнила, как дед обрадовался, как поздравлял ее, когда Слава поступила на первый курс, и как тихо вздохнул в трубку, когда она сообщила, что нашла себе занятие получше. Может, он был разочарован, так же как ее мать и отец, но в отличие от них не сказал этого вслух. А Слава не жалела. Это ее жизнь, и она не собиралась оправдывать чужие ожидания.