Тайна великого живописца - стр. 21

– А кто эти конкуренты? – вмешался Марат Гареев.

– Если бы я знал, – недовольно проворчал Чарущев. – На то они и конкуренты, что действуют тайно… Убийства – это их рук дело, и, надо сказать, удачный ход: видите, клиенты к нам больше не идут…

– И что мы делать должны? – не выдержал Данила Меньшиков.

– А вот это мы с вами должны продумать вместе… Вы среди своих товарищей художников и фотографов проведите разведку боем, поинтересуйтесь осторожненько, кто нашими методами пытается работать, кто нам хочет навредить?

– Понятно, – одобрительно зашумели сотрудники. – Это мы сделаем…

– Второе, нужно всю эту неприятную ситуацию развернуть в обратном направлении, то есть чтобы она работала на нас. Для этого необходимы толковые работники средств массовой информации, и если у вас есть знакомые в этой среде и предложения, как это сделать, я готов выслушать и финансировать…

В девятнадцатом веке чтобы сделать фотографию, желающий иметь фото должен был сидеть неподвижно в течение двадцати минут, а для того, чтобы человек не шевелился, голову сзади крепко держала железная рогатка. Фотографии получались неясные, еле заметные, и приходилось подправлять, подрисовывать, одним словом, сильно ретушировать, или как это тогда профессионально называлось, «разделывать» акварельными красками.

Владелец фотоателье в городе Острогожске Воронежской губернии господин Данилевский нуждался в ретушере, и, узнав, что в Острогожске есть художник, фотограф-любитель господин Тулинов, предложил ему работу.

– Я, конечно, вам благодарен, – усмехнулся в усы вальяжный Михаил Борисович Тулинов, – но, к сожалению, вынужден отклонить ваше предложение, но вместо себя предлагаю взять моего ученика Ваню Крамского, не пожалеете…

Деваться Данилевскому было некуда, других ретушеров он не знал и взял Ивана на работу.

Увидев первую отретушированную молодым человеком фотографию, владелец ателье пришел в неописуемый восторг.

– Уважаемый Иван Николаевич! – шутливо воскликнул он. – Ваша работа восхитительна!

Польщенный шестнадцатилетний Ванечка Крамской расцвел от похвалы и с еще большим усердием взялся за дело.

Пока в Острогожске стоял драгунский полк, Ванечка с утра до вечера с упоением «разделывал» фотографии. Снималось почти все население Острогожска: военные и штатские, дамы, дети и древние старики. Почти в каждом доме стояли на комоде семейные фотографии.

Но вскоре полк ушел, доходы упали, Данилевский закрыл свое ателье и собрался уезжать. Расставаться с покладистым, трудолюбивым ретушером ему не хотелось, и он предложил Ване поехать с ним.

– Я из тебя отличного мастера сделаю, – посулил Данилевский. – Посмотришь матушку-Россию, увидишь, как люди живут, много денег заработаешь…

Крамской согласился, и хотя мать категорически запретила ему ехать с семьей Данилевских – ей казалось, что сын еще слишком молод, пропадет, – Ваня, обладая упорным характером, мать уговорил и стал собираться в дорогу.

Новая жизнь манила юного художника, он страстно хотел самостоятельности и с нетерпением считал дни до отъезда.

Наивный и восторженный Ванечка, сидя в своей маленькой комнатушке под завывание рвущегося в окно ледяного ветра, в октябре 1853 года писал в дневнике:

«Наконец настал для меня последний вечер дома, я должен завтра выехать в Харьков. Последний вечер я провожу в кругу своих родных и знакомых. В последний раз я вижу знакомые комнаты, мебель, свою гитару. Картины обвожу грустным взором; вот одна из них, моей работы: «Смерть Ивана Сусанина»… Вот и табачница, коробочки и прочие безделицы, вот, наконец, любимые мои книги, «Отечественные записки» и «Современник»… Все, все я вижу, наверное, в последний раз, и при этой мысли сердце болезненно сжимается…»