Тайна Урочища Багыш-Хана - стр. 12
Я занялась приготовлением каши. Для этой цели Юрка вырезал мне из ветки яблони палку, наподобие ложки с большим черенком. Ослика на ночь разгрузили, и привязав его к длинному поводу, пустили пастись. Без привязи эту упрямую скотинку оставлять было нельзя. По своей бродяжьей привычке он мог убрести Бог знает куда. Ищи его потом по всем горам! А мы уже (точнее, я) привыкла, что часть поклажи он тащит на своей спине.
Каша была готова, и мы сели ужинать. Почему-то, то ли от усталости, то ли окружавшей нас плотной стеной непроглядной тьмы, разговаривать как-то не хотелось. Противный осел, учуяв запах каши, плюнул на жиденькую травку и колючие кустарники, росшие вокруг, приплелся к костру и прямо у нас над головами принялся истошно орать. Мало того, что он напугал нас своими воплями до полусмерти, так еще, горы подхватив его крик, раздробили его на множество осколков и по склонам понеслось «А-а-а-а…». Словно в ответ, где-то далеко завыл шакал. Этот вой подхватило еще несколько его сородичей. В общем, какофония началась еще та, и эффект получился незабываемым. Чтобы утихомирить как-то животину, Татьяна, изредка опасливо поглядывая в темноту (хотя, с чего бы это?), выгребла из котелка остатки каши и выложила ее на ближайший камень. При этом, она недовольно ворчала:
– Все ослы, как ослы, травку едят, ну, в крайнем случае, кустики, а тебе, вишь, каши подавай!! Гурман, блин, нашелся…!
На самом деле, Танька была доброй, и всех бездомных кошек-собак привечала, кормила, лечила и все в этом духе, за что дома ее даже стали называть «кошачья мама». А на осле она просто вымещала свое недовольство собой, не более того. И, разумеется, ей не было жалко для животинки каши. Когда мы поели, Юрка взялся за гитару. Тихие переборы струн заставили нас забыть обо всех шакалах, сумраках, непроглядных мраках вместе взятых. И мы замерли, и почти не дыша, внимали (именно, что внимали, а не слушали) каждое слово песни. Простой песни о дружбе, о верности, о чести и преданности, о бесконечно-изумляющем мире, в котором мы живем. Слова были простыми, и вряд ли кто мог бы их назвать изысканными, но в сочетании с музыкой, они проникали в самое сердце, заставляя… Мечтать? Думать о чем-то несбыточном, но таком желанном? Не знаю, мне трудно было ответить на эти вопросы. Я просто наслаждалась моментом, не думая ни о прошлом и не загадывая в будущее. Вот есть здесь и сейчас: костер, кидающий снопы искр куда-то вверх, ночное иссиня-черное бархатное небо над головой, усыпанное огромными лохматыми звездами, мерцающими призывно и загадочно. А главное, вот они, мои друзья, рядом со мной! И я чувствую их эмоции, слышу, как в такт с моим бьются их сердца, вижу блеск их глаз, и от этого простого, накатывает такое огромное, совсем обычное счастье, что от его избытка, переполняющего душу, почему-то хочется плакать.
Сколько времени мы просидели у костра, слушая Юркины песни, я не знаю. Да и кто его считает, время в такой-то обстановке. Просто, я почувствовала, что еще немного и я нырну головой прямо в костер, не сумев побороть сонной усталости. Помню, только Юрка, все еще теребя струны на гитаре, бросил мне снисходительно- насмешливо вслед:
– Спите, девчонки, я посторожу…
Помню, я только в ответ кивнула головой (причем, моего кивка никто не увидел. Получается, я сама себе кивала), да успела добрести до своего верблюжьего одеяла, как все вокруг меня провалилось в сонное небытие. И ни вой шакалов, ни перебор гитары, ни тихие разговоры подруги с Юркой, не вторгались в мой сон.