Тайна трех - стр. 11

Зарывшись в подушки вечером, отправила сообщение Светке:

«Кажется, уезжаю в МАААскву».

«Надолго?»

«Как фишка ляжет…»

С кухни раздался ор. И на этот раз надрывался отец. Такого истошного вопля я за всю жизнь от него не слышала. Даже не знала, что в его горло встроены столь мощные усилители голосовых связок.

В центре кухни, обернутая в белый фартук с рюшами, в первой балетной позиции стояла мама. Желтое платье до колен с рукавами-воланчиками. Мягкой варежкой она протягивала отцу сковородку, на дне которой аккуратно лежали его пожаренные экзотические аквариумные рыбки.

– По четвергам, дорогой, рыбный день! Приятного аппетита!

Фишка легла всеми восьмьюдесятью восемью боками за мой отъезд.

Спустя два дня отец решился на разговор. Хорошо, что он первый. День отъезда сегодня. Все это время наша семья молчала упорнее рыбок. Теперь уже мертвых.

Я сидела за письменным столом, поджав колени под подбородок. Монитор старого ноутбука перешел в режим ожидания, и я увидела отражение отца. Он был небрит. Под веками расцвели синяки мало спящего, мало дышащего и мало счастливого человека.

Пока девчонки из школы рисовали тенями томную синеву утомленной кожи, мой папа с ней жил.

– Уехала! – крикнула из прихожей мама, хлопнув дверью раз в пять сильнее необходимого.

Это было единственное слово, которое она произнесла в наш адрес после экзотического ужина. А уехала сразу, как закрепила кишечник, съев восемьдесят горелых аквариумных трупаков.

Как только люстра над нашими с отцом головами перестала позвякивать флаконами, а соседи отодвинули скалки от батарей, закончив выражать полуминутным стуком недовольство хлопающей дверью, я спросила:

– Она с геранью?

Отец кивнул.

– Понятно, – откинула я голову к спине, – понятно, почему в школе меня Тяпкиной дразнят и над всеми нами ржут. Едем, – дернула я за вилку в розетке, обесточивая компьютер. – Пока ее нет, едем. Пора.

– Куда?

– На вокзал. Позавчера купила билет на поезд. Хуже ведь точно не будет.

В Москве гениальная Алла, болтающая на мертвом диалекте, может, подкинет пару идей о шкатулке с фотками. В какую сторону мне копать, ну или рыхлить, раз уж я «Тяпкина».

В МАскву (пробовала я говорить как местная, больше акая) решила ехать на поезде. От аэропорта в жизни не найду дорогу. Какие-то скоростные электрички и такси, на которых ехать к Воронцовым три часа – за это время в Нижнем я объеду вокруг города трижды самыми дальними тропами. Москва. Что это за город, где навигатор показывает: «Двигайтесь прямо пятьдесят один километр, после держитесь правее».

Ни-Но[1] вдоль Оки тянется на двадцать, а вдоль Волги на тридцать километров, а в Москве это средненькая прямая до поворота.

Какие они вообще, московские старшеклассники из Лапино Града? Я представляла Аллу избалованной фифой с тремя смартфонами под цвет шмотья, пекинесом на переднем сиденье оранжевого «Феррари» и бойфрендом – клонированным Тимоти Шаламе. Представить Макса Воронцова было сложнее. Второкурсники элитных вузов казались недосягаемой элитой.

В юности пара лет разницы – пропасть. В зрелости всего лишь щель.

Отец отвез меня на вокзал. Я ждала, что он что-нибудь скажет, он ждал того же от меня. По ходу, мы больше молчаливые Рыбкины, а не Журавлевы.

– Пока, пап.