Тайна старого морга - стр. 22
Глава 6
У обитателя отдельного бокса в первой военной палате тоже выдался трудный вечер. Он уже некоторое время пытался сесть за письмо, которое следовало бы написать давно, но, хоть убей, не мог заставить себя взяться за перо. В предыдущие вечера это ему тоже не удавалось. Возможно, сегодня его сбивала яростная дробь дождя по железной крыше и ступеням крыльца, но он боялся, что такая неспособность выразить себя на бумаге – симптом более глубокого недомогания. Возможно, это от тоски по дому.
«Моя дражайшая Трой», – начал он вновь.
Взглянул на страницу, зачеркнул эти три слова и взял чистый лист бумаги.
«Дорогая Трой!»
Покачав головой, положил перед собой третий лист и попытался еще раз:
«Моя дорогая!»
И опять запнулся.
– Ты полный болван, Аллейн! – прошептал он сам себе, осознавая, что всего в нескольких футах от него палата, полная людей. Лишь тонкая перегородка отделяет ее от маленького бокса, предоставленного ему в качестве «штаба операции». – Трой далеко не дура, – продолжал он. – Она прекрасно понимает, что с твоей работой многое вообще нельзя рассказывать – это помимо того, что ты затрудняешься сказать лично, не говоря уж о бумаге. Бог знает, когда письмо вообще дойдет до нее. Просто напиши эти слова, тупой идиот!
Он не мог. Мешал то ли непрекращающийся дождь, убивающий всякую возможность сосредоточиться, то ли ощущение присутствия нескольких десятков человек за тонкой стенкой – мало кто из них спал, всех терзали свои заботы, все тосковали по своим близким. Аллейн понял, что ничего не получится.
Он отошел от маленького столика, служившего конторкой, и потянулся. Затем взял трубку и раскурил, на мгновение зажав спичку в длинных тонких пальцах. При свете спички и прикрученной настольной лампы инспектор увидел свое отражение в окне – высокий мужчина с приподнятой бровью, который тут же нахмурился. Он почесал нос, вздохнул и приоткрыл окно пошире, смещая отражение в сторону и впуская аромат мокрых роз, которыми была усыпана вся больница. Розы хотя бы радовались дождю. Впрочем, по большому счету, радовался и сам Аллейн: из-за невыносимой жары он отвратительно спал на прошлой неделе, а секретность его задания в Маунт-Сигер подразумевала, что сидеть в закрытом боксе в ожидании указаний от начальства придется почти все время с тех пор, как он прибыл сюда под покровом темноты неделю назад.
Причина его приезда была известна здесь только троим: самому Аллейну, председателю больничного правления – старому надежному другу самого главного человека в новозеландской полиции, – и единственному контактному лицу в больнице. Главная сестра, похоже, купилась на историю о том, что Аллейн – английский кузен председателя, писатель, собирающий местный фольклор, отрезанный от дома войной и страдающий от редкого нервного расстройства, которому подвержены только самые современные люди искусства, да и то лишь те, которые имеют независимый постоянный доход. Ей было сказано, что ему необходим отдых и покой, – их он и получил, в той мере, в которой позволяло присутствие под боком солдат из первой военной палаты. Он провел здесь всю прошлую неделю, прислушиваясь к разговорам за перегородкой, отмечая движение снаружи через боковое окно и окошко поменьше, которое выходило на крыльцо и позволяло наблюдать за двором, а также изучая заметки и наблюдения, переданные ему доверенным человеком. Пока не наблюдалось никакого развития ситуации, о котором стоило бы доложить начальству; да и Трой, в общем-то, писать было не о чем.