Тайна старого городища - стр. 17
– Воронов, сегодня ты мой бог!
И потянула его на песок…
Резко поднявшись, она отправилась к реке, оставив Воронова на песке одного…
Потом расстелила простынь, легла на нее и посмотрела на Воронова.
– Простынь-то надо было с самого начала достать, – сказал он.
– Не будь занудой, Воронов, – улыбнулась Ирма. – Мы с тобой сегодня натуралисты, у нас даже презервативов нет. И вообще, ты чего такой серьезный.
Воронов плюхнулся на простынь, потянулся.
– Спал плохо, – проговорил он, глядя на Ирму.
Ирма взгляд почувствовала, посмотрела в ответ, понимающе кивнула:
– Слышал все?
И замолчала, глядя на него, будто в ожидании ответа.
– Ты на меня не гляди так пристально, – проговорил Воронов. – Ты мне лучше абрис сделай.
Ирма села, и лицо ее приняло игривое выражение:
– Что ты называешь «абрисом»?
Воронов перевернулся на живот.
– Ну, ладно, не прикидывайся. Что это за мужик был? О чем он говорил? Чем угрожал? Что тут вообще творится?
Ирма легла рядом.
– У тебя сигареты есть?
Закурила.
– Что рассказывать. Обычная, в общем, история. Первая любовь. Городская девица приехала в таежную глушь, где, по ее мнению, слаще морковки ничего не видели, и попалась на своей наивности. Я-то думала, что тут сплошь недоумки, а тут люди ухватистые, во всем разбираются уже с первого класса. По весне-то сучки с кобелями не прячутся, а ребята все видят. А я приехала вся такая правильная. А Федор тут первый красавец, все девки возле него крутятся. Ну, думаю, я вам, сучки таежные, покажу, кто тут самая красивая! Показала. Неделю водила его за нос, а потом сама в кровать затащила. Ну, любовь тут началась неземная, каких прежде и не бывало.
В голосе Ирмы переплетались и обида, и злость, и раскаяние, и неясно было – на кого все это направлено: на себя или на Федора. Или – еще на кого?
– Ну а потом май, последние уроки перед каникулами, и что-то у меня настроение такое весеннее, превосходное. Говорю Федору: иди к нам и жди меня, а я все сделаю, приду, обедать будем. У нас должна была репетиция быть, а репетировали мы каждый раз долго. Я и решила, что к обеду вернусь. А учителку, которая драмкружком руководила, куда-то вызвали. Репетицию отменили, я бегом домой. А там…
Ирма закурила новую сигарету и продолжила уже наигранно веселым тоном:
– А там новая любовь зарождается прямо на моей кровати! Ну, я – девочка городская, гордая! Побежала в школу, сказала, что телеграмма от родителей, срочно надо уезжать, попросила справку об окончании десяти классов. И, как говорится, первой же лошадью – вон отсюда!
После долгого молчания подвела итог:
– Вот такая история, Воронов.
Воронов сел, посмотрел на нее, помолчал. Потом спросил:
– Ну, а о чем он говорил, будто ты забрала? И кем еще он тебя пугал? Ты рассказывай, рассказывай, я слушаю…
– А это я тебе расскажу не сейчас и не сегодня, любимый мой, – спокойным голосом ответила Ирма, поднялась, шлепнула себя. – Ты лучше моей задницей любуйся, мужчина!
И побежала в воду.
…С реки возвращались, когда солнце уже двинулось к заходу. Едва заметно, но тронулось.
Шли быстро. Во-первых, потому что у Ирмы подгорели плечи, а во-вторых, на природе зверски проголодались, но обнаружили это, лишь когда стали собираться домой.
Они сначала и не услышали, как кто-то кричит. Обернулись лишь тогда, когда и кричавший уже был близко. К ним приближался быстрым шагом, почти бегом Овсянников. Глядел почти неотрывно на Ирму, но несколько раз как-то оценивающе поглядел на Воронова. Подошел, остановился. Махнул рукой: