Размер шрифта
-
+

Тайна Соснового холма - стр. 24

– Арн? Арн? Ты слышишь меня?

Он не отзывался, и тогда она смело коснулась его головы, боясь, что опоздала, не уберегла того, кого любит. Но Арн вздрогнул от её прикосновения и поднял голову, глядя Ингигерде в лицо. Долго молчал, дрожа разбитыми губами.

– Вы? Зачем? – Попытался сесть, опираясь на руки, передвигая лопатками, поднялся по стене, прижался к ней спиной, смотрел нахмуренно. – Зачем вы… Не надо было… М-м-м… – выдохнул с болью через стиснутые зубы. – Я сам виноват…

Но Ингигерда поймала его грязные руки, стала крутить верёвку, ища, как её развязать. Он настолько был слаб и обессилен, что не мог даже сопротивляться, смотрел остановившимся взглядом на её пальцы.

– Сейчас… потерпи немного… Я помогу… Я не дам тебе умереть… Сейчас…

Она справилась с верёвкой, вскочила и бросилась в дом, пробралась на кухню, дрожащими руками наливая в миску молока, оглядывалась, чтобы её не заметили домашние. Увидела Бюрн, чистящую рыбу.

– Бюрн, покорми собаку Арна.

– Сейчас, я дам ей потрохов. А вы куда, госпожа?

Но она не ответила, пробралась в конюшню, торопливо и аккуратно, с заботливостью матери, ухаживающей за ребёнком, напоила Арна молоком. Потом, зачерпнув в миску дождевой воды, помыла ему лицо и руки, осторожно вытерла своим покрывалом. Всё это время Арн смотрел на неё неподвижными, как будто сонными глазами.

– Я думала, он убьёт тебя… Арн, – поглядела ему в глаза с тоской и болью, – я так боялась за тебя…

– Мне надо домой… – прошептал он еле слышно, и Ингигерда опустила руки от бессилия.

– Тебе нельзя больше убегать, Хоган убьёт тебя… Он и сейчас очень злой… Арн, нельзя…

– Мне надо…

Она поняла, что переубеждать его нет смысла, и села рядом, прижавшись спиной к стене, как он сидел. Через момент голова его упала на грудь, посыпались грязные пряди. Он заснул, вымотанный от всего пережитого за эти дни. Ингигерда смотрела на него, впитывая каждую чёрточку бессильно склонённой головы: чёткая линия профиля, чуть приоткрытые губы, округлость подбородка. Всё в нём казалось ей самым лучшим. Самым-самым… И она заплакала от осознания того, что она всё равно не удержит его, он уйдёт, он сказал: «Мне надо…» А не уйдёт, так сойдёт в мир ещё дальний, в мир смерти, в мир дочери Локи, потому что Хоган не вытерпит, он догонит и убьёт его. Заплакала тихо и беззвучно, так, как плачут только в одиночестве, когда никто не видит, и не нужна истерика, а только слёзы сами собой текут из глаз. Самые настоящие слёзы тоски и боли.

Зачем только он появился в её жизни? Зачем заставил страдать? Почему ей было не полюбить другого?

На дворе залаяли собаки, загомонили люди, появились рабы с чужими лошадьми, но Ингигерда не двигалась с места, боялась пошевелиться, словно берегла сон того, кто рядом.

А когда выбралась на двор, когда пришла в дом, узнала, что вернулся отец с тинга. С ним приехали чужие люди, много гостей. В доме всё завертелось, и об Арне на время забыли, всем стало не до него. Вечером Ингигерда смогла смело отнести ему поесть и закрыла тёплым зимним плащом из шкур.


* * *


Прибывшие гости задержались в доме щедрого Инвальдра хёвдинга на три дня, особенно бурным был последний, в ночь перед отъездом устроили пир, много пили, много ели, много говорили. Вспоминали свои походы, перемалывали новости с тинга, сплетничали о знакомых и незнакомых. Хмельные пиво и добрый эль многим развязывают языки, а уж под горячее мясо и хлеб и подавно.

Страница 24