Тайна смуты - стр. 23
Поверить было трудно, а только тот умный вопрос, который скорее жидовину, нежели козаку первым на ум прискачет, задал тот же Лука Малой. И то особо отметил про себя кошевой: «А ведь в Лукашке бесов легион, и среди них неглупые водятся!»
– А вот вам… – И словно факир, раскатил пришлый длинную хартию, кою держал трубкою в левой руке: – За подмогу вам, панове, такие права и привилегии на Москве, такие кормы-жалованья, какие и не снились вам в Украйне!
– Добре! Слава царю православному! – поднялись к небу крики.
Продолжил поднимать козачий дух пришлый:
– Кабы увидел их ляшский король Жигимонт, так позеленел бы и сдох от злости! Так что ж? Разве не славная на все века цель – поход на Рим? Аттила ходил – и прославился на века!
И снова повернул на вопросы-искушения:
– Разве слабее будем Аттилы, Бича в ту пору Божьего? Да и кому отдадим Москву, третий, православный Рим? Ведь, панове, Москву нынче или Богом данный православный царь Димитрий Иванович себе по закону вернёт, или лях Жигимонт прикарманит. И уж тогда обложат нашу Украйну ляхи с трёх сторон света, а на четвёртой – хан с султаном! Аки дракон огнедышащий челюстями нас сожмет, никуда потом не деться. Так что ж, попустим ли ляхам-католикам забрать Москву и всё царство её православное?
– Не попустим! Неможно! К чёртовой матери Сигизмунда! – раздались крики. – Берём Москву!
– Идём же взять и уберечь Рим православный! – даже не крикнул, а почти шепнул пришлый козак.
Тут уж и вовсе полыхнуло товарищество «едиными усты, единым сердцем», как может полыхнуть сухая степь от удара молнии:
– На Рим! На Москву!
Будто весь мир разом воодушевились завоевать козаки.
Спокойно и величественно обозревал пришлый казак быстро созревший урожай своего воззвания.
Сова уже не пучил глаза, а моргал ими быстро, как бы семеня веками, – и тотчас их оба вновь закрыл, когда прорвалось из коша:
– Веди! Будь кошевым! Бери булаву!
Не колдовской ли силой обладал пришлый, если на один его властный жест – повёл он рукой, как коня по хребту погладил, – тотчас вновь затих кош?
– Кошевой есть у вас добрый, панове товарищество! – сказал он. – С умом кошевой Тихон Лукьянов-Сова.
Сам Сова не шевельнулся даже, зная, что себя в эту минуту выставлять нельзя, за палицу – не цепляться. А то от своих же козачков тою же палицей кошевого можно вмиг на самый чуб печать гробовую получить, как с иными властолюбцами, кошевыми на день-час, не раз в былые года случалось.
– Его святое дело – лад на Сечи хранить, покуда славный гетман Пётр Сагайдачный бусурманам кишки обмолачивает вместе с Михайло-атаманом. Верно?
– Верно! Добро баешь! С умом Сова!
Сова только поклонился низу, а слов благодарности не рёк, почитая то бесплодным в общем гаме.
– А кто со мной, как за простым атаманом, пойдёт, того сам православный царь Димитрий Иванович к сердцу прижмёт, – пообещал пришлый казак и добавил, не страшась: – За то и поручусь, как истинно жалованный царский боярин!
– Веди! Веди на Москву, болярин! – вновь полыхнуло козачье войско.
И вдруг колыхнулось оно волнами, как вода от столкнутой в неё лодки. И сверху стало видно, как сквозь задние ряды вперед стало двигаться-напирать что-то большое, округлое, весу немалого. Козаки раздвигались и смыкались за ним. То была бочка.
– Покропи! Покропи! – стали выкрикивать сначала те, кого та бочка раздвигала, а потом уж и вовсе поднялся хор единый: – Покропи! Покропи!