Тайна силиконовой души - стр. 28
– Подождите, Елена. Я разделяю ваше горе. По-настоящему. Я немного, конечно, но общалась с Калистратой. И мне она очень, ОЧЕНЬ нравилась. Вы правы, она была настоящая какая-то. И я вам скажу честно, что приехала сюда со Светой только ради того, чтоб начать расследование возможного убийства сестры.
Елена замерла, округлив глаза: они оказались светло-карими, цвета гречишного меда.
– Только что матушка благословила полицейское расследование. Завтра приедет следователь. А это – вопросы. Бесконечные, дотошные. И последнее, что вы можете сделать важного, нет, необходимого для Калистраты, – все очень подробно рассказать о вечере ее смерти. – Люша взяла за локоть послушницу, неотрывно глядя ей в глаза. – Вы последняя общались с ней. Ну, может, вдруг вспомните, как она пила что-то, придя в келью: ее ведь знобило, так? Может, лекарство?
– Нет-нет. Никакого лекарства она не пила. Пришла, сбросила куртку, сняла апостольник. Взяла полотенце чистое из шкафчика. – Елена водила руками, будто помогая себе вспоминать действия сестры. – Сказала, чтоб я гасила свет, а она погреется в душе, мол, сильно знобит. Казалась совершенно замученной. Но мы такие всегда по вечерам. Вот и все. Одна фраза. Да и я-то уже засыпала: перед глазами все плыло. Ночник погасила… и все – проснулась от крика матери Нины.
– А на трапезе Калистрата ела вместе со всеми?
– Да. Мы с ней рядом сидим. Все ели одинаково. У сестры был хороший аппетит.
– А что ели?
– Каша пшенная. Она хлеб с маслом всегда наворачивала, если не пост. Пирожки с рисом и рыбой. Винегрет. Калистрата не ела, его, по-моему. Все вроде.
– Мать Нина говорила, что у Калистраты болел сильно желудок и она страдала пониженным давлением. Какие-то лекарства она принимала?
– Да, принимала препараты железа. Врач говорил, что у сестры гемоглобин на нуле, и таблеточки из такого растения, на «е», что ли…
– Элеутерококк?
– Да, точно. И матушка послабляла ей пост. Калистрата ела молочные продукты в постные дни и каждый вечер пила свежую простоквашу, чтоб бактерии какие-то там заселялись. Мы ставим каждое утро заквашивать молоко на особых грибках – к позднему вечеру молоко начинает сбраживаться. Вот такую простоквашу – не меньше стакана – должна была пить Калистрата. Не любила она ее, кстати, но что делать – пила.
– То есть каждый вечер, перед сном. А в тот вечер пила?
– Наверное. Банка стоит у отопительной трубы, в комнатке-молочке у коровника. Клава отливала себе стакан.
– А стакан этот с банкой уже помыт, конечно?
Елена непонимающе посмотрела на Люшу.
– Когда моя неделя, я утром прихожу, «сброженную» банку несу на кухню. На ее место ставится другая банка, со свежим молоком. Если простокваша не используется в течение дня, то идет на творог. В пост вся простокваша идет на творог, который замораживается. А стакан… Я ни разу не видела после Калистраты грязного стакана. Конечно, она мыла его за собой.
– А кто дежурил в коровнике в тот день?
– Мать Галина всю прошлую неделю там была, и ей послушница Надежда помогала. Еще пара трудниц. Но основная, конечно, Галина. Вообще, коровник – это тяжелое послушание. Его по большей части нам, непостриженным дают. Но мать Галина часто на коровнике, хотя два года как инокиня. Все матушка ее смиряет за что-то.
– Спасибо, Елена. Простите, что заболтала вас – вон уже на нас косо смотрят.