Тайна Шипки, или Загадка семьи следователя Железманова - стр. 5

– Проводник, а вы не видели, он с вещами заходил?

– А как же с вещами, как же без вещей-то путешествовать? Были вещи, – кивнул тот головой, видимо в глубине души не чая, когда от него отстанут.

– А что именно было, не припомните?

– Припомню, как не припомнить. Чемоданчик у него был.

– Чемоданчик? Один?

– Да, один.

– А размеры разглядел?

– Разглядел. Вот такой, – проводник сделал жест руками, обозначающий объем чемодана. Выходило что-то типа походного саквояжа, похожего на тот, с которыми хотят к своим пациентам врачи. Не было в вагоне чемоданчика. Отсутствие вещей уже наводило на нехорошие размышления.

Проводник понял мысль следователя и, видимо, движимый опасением, что могут подумать на него, выдал совершенно неожиданную версию:

– Может, под стол завалился или там под полку?

Сама идея, что пассажир неожиданно вынул вещи из карманов, зачем-то спрятал их под полку, а затем скоропостижно умер, казалась абсурдной, но, тем не менее, сподвигла внимательно осмотреть пол, в том числе и под полками. Естественно, денег и часов не нашли. Единственной добычей был небольшой скомканный кусочек ткани, который валялся под полкой и при ближайшем рассмотрении оказался мятым носовым платком. Вряд ли он принадлежал погибшему. Во-первых, у того платок обнаружили, а редкий мужчина будет носить два платка сразу. Во-вторых, найденный платок был явно изготовлен из более простой такни, чем его собрат, лежащий в кармане умершего.

– Это случайно не ты потерял? – обратился Зазнаев к проводнику. Тот испуганно замахал руками:

– Нет, как можно, я всегда за чистотой слежу, никогда никаких нареканий не было.

– То есть у тебя он выпасть не мог?

– Нет, не мог, да вот мой, – мужчина полез в карман и вытащил свой носовой платок. Опять же, исходя из версии, что по два платка здоровый человек вряд ли будет носить (а признаков насморка у служителя железной дороги явно не наблюдалось), можно было поверить горячим заверениям, что платок явно чужой.

– Ты перед рейсом купе проверял?

– Проверял, вот вам крест.

– Не было платка?

– Не было.

– А сегодня кто-то покидал это купе?

– Так никто не покидал. Мы в Москве сели, и до Рязани никто не выходил. Так у нас и остановок не было никаких, только в Коломне, но тогда никто не выходил.

– А после того, как остановились в Коломне, вы в это купе заходили?

– Заходил, предлагал чаю.

– И что? Он живой был.

– Живой, здоровый, говорил так же, как мы сейчас разговариваем.

– Принесли ему чаю?

– Нет, он сказал, что не хочет, что пойдет в вагон-ресторан.

– А как он вернулся из вагона-ресторана, ты не видел?

– Нет, не видел, я его после этого не видел вообще.

– Ладно, кажется последний вопрос: когда он в поезд садился, его кто-нибудь провожал?

– Нет, никто.

– А вообще, как он выглядел, когда в поезд садился или когда ты чаю предлал? Может грустный был или за грудь хватался, может жаловался на что? – неожиданно включился в допрос медик.

– Да, нет, не было ничего такого, не жаловался он ни на что, даже улыбался, – развел руками проводник.

– Не говорил о себе, куда едет, зачем?

– Да нам пассажиры обычно не докладывают, кто и куда едет, с нами почти не разговаривают, только и слышишь: «Любезный, сделай чаю», хорошо если любезным назовут, – начал терять терпение проводник. Кажется, этот колодец информации вычерпан до дна.